Но кто, кто сможет дать правильный и квалифицированный совет, как избавиться от власти матери, любя, обожая и боготворя её? Как учить детей уважать родителей, слушать и слушаться их, но при этом быть критичными и уметь вовремя сказать: всё, мама, больше ты мной не руководишь и с сегодняшнего дня уважаешь меня и мои решения как отдельного и самостоятельного человека? Разве кто-нибудь когда-нибудь хоть в одной умной книжке написал об этом? Разве не почтению, послушанию и преклонению перед магическим словом «мать» учит нас с детства каждая книга, каждое стихотворение, каждая песня? Априори считается, что мать своему ребёнку желает и делает только добро — на этом постулате построено воспитание в детях любви к «самой лучшей женщине на свете». Ну, а если это не так? А если родители, к примеру, законченные дураки или аморальные типы? Что тогда делать детям? Как перестать... любить? Потому что если не перестанешь, то никакого спасения от материнского зла не жди: ты не сможешь убежать от неё, не сможешь уклониться от её «ударов», будешь не в силах перехватить бьющую тебя руку. Ты будешь терпеть, гнуться и ломаться. Пока не разлюбишь всё-таки... или не сдохнешь.
Я мучительно выбиралась из плаценты. Задыхаясь в ней, захлёбываясь от нехватки воздуха и от страха, я пыталась вырваться и уйти... куда? Получалось, что в одиночество, ибо никого рядом не было. Не считать же опорой и помощью ещё не взрослую, неразумную пока что дочь, которая сама доверчиво смотрит на меня своими огромными глазищами, как на вечное спасение, на главную и неизменную надежду и опору в этой жизни, как на всегда верный и безопасный тыл. Она так и должна думать и чувствовать до тех пор, пока я жива. А я не вправе навешивать на неё хоть граммулечку своих проблем и неприятностей. Я — тыл, я — дом, я — спасение и прощение всегда и от всего. Моя Алиска никогда не узнает ужаса холода от обступающего со всех сторон одиночества: мамино тепло у неё будет всегда... Покуда я буду...
Хорошая мина при плохой игре или хорошая игра скрывает плохую мину
М-да, от наступавшего на меня Одиночества спасти могла только работа — интересная, творческая, захватывающая, съедающая большое количество времени и сил, до отказа загружающая мозг. А её-то как раз и не было. Моё общение с окружающим миром сокращалось с ужасающей скоростью, как шагреневая кожа. Моим главным собеседником становился Интернет. К тому же я не умела, не хотела, не могла никому плакаться: не было такой привычки, и вечный «файн!», покой нам только снится... Поэтому даже те, кого я осторожно называла «хорошими приятелями» или «друзьями», ничего не знали. Вообще ничего! Для них была приготовлена версия: я спокойно ищу работу по душе, а сама пока с удовольствием отдыхаю дома, так как денег мой замечательный муж зарабатывает достаточно, можно себе позволить и расслабиться, пока не «созреет и не упадет в руки» достойная меня работа.
Как хорошо я умела актёрствовать! Какая игра! Мамина школа. Это её конёк — лицемерить и притворяться, работать на публику. Лишь бы «выглядеть». Правда, в отличие от мамы я, кроме себя самой, никем не жертвовала, от моего лицемерия хуже не было никому другому и я никого не заставляла принимать участие в этой «игре». Был лишь мой маленький спектакль под названием «А у меня всё лучше всех!», театр одного актёра.
Никто ни разу не вывел меня на чистую воду. То ли действительно, я так хорошо играла, то ли до меня и моей жизни никому особого дела не было. Все на сто процентов верили в то, что жизнь у меня — мёд с шоколадом, муж — бесценное золото, которое, по мнению некоторых женщин, не по праву досталось такой, как я. Смешно: раньше мне многие завидовали из-за мамы («У меня она такая умная, такая добрая, такая... Хотите расскажу? А ещё она знаменитая писательница, вот!»); теперь дуры-бабы завидовали моему замужеству.