Мама! Не читай...

Бедная моя мамочка! Она даже не подозревала о себе такое. Хотя, возможно, в этом она счастливейший человек, убеждённый в том, что он и есть носитель Культуры и Знания.

Мой любимый человек постоянно водит теперь меня по лучшим музеям, я своими глазами вижу шедевры из «Огонька». Он терпеливо мне рассказывает, объясняет, втолковывает... Ну что ж, лучше поздно, чем в другой жизни... Но как же мне стыдно...

А ещё с детства я страшно любила рисовать! Так же страстно, как человек без слуха любит петь. Вот уж чего мне нельзя было делать ни в коем разе, так это пытаться что-то изображать с помощью карандаша или красок. Поразительная бездарность! Зато много и с любовью портила бумаги... Будучи совсем ребёнком и не зная, что же я могу подарить любимым родителям на дни рождения или другие какие праздники, я всегда рисовала им картинки. Ну, и подписывала, конечно: «С Днём рождения, любимая мамулечка!», «С 23 февраля тебя, дорогой папочка!». Однажды я услышала, как мамочка накануне какого-то 8 марта сказала папе: «Опять она нарисует какую-нибудь каляку-маляку, чтобы отделаться!»

Отделаться? Я немного растерялась тогда... А что же ещё я могла подарить? Как? Так и остался этот вопрос для меня непостижимо таинственным: что мама имела в виду? Что ей надоели мои рисунки? Или... Или я просто её так сильно раздражала?

Всё-таки мамуля ошибалась насчет универсальности книг как метода познания и образования: проплешины в знании изобразительного искусства, к примеру, у меня страшенные. И не только в знании... Я их всё-таки уже не так чувствую, картины. Они не вызывают у меня тех ощущений, какие были тогда, в детстве, в гриппе, в пледе и носках. Я к ним намного более равнодушна. Сейчас пытаюсь заполнить этот стыдный пробел. Пытаюсь... Сейчас...

Открывать заново жизнь в моём возрасте? Вообще впервые понять, что такое жизнь и научиться (нет, пока не научиться, но учиться, быть в процессе познания)... сейчас будет смешно до колик... учиться слышать пение птиц, чувствовать запах цветов, разглядывать оперение пташек и следить за их повадками, такими, оказывается, разными у разных пород... Учиться нюхать воздух и ощущать разницу между воздухом, напоенным разнообразной зеленью и совсем другим запахом дыхания моря, соседствующего с мёртвой пустыней. Мир потрясающе разнообразен, интересен и достоин того, чтобы жить! Боже, осознать это в полной мере после сорока — сколько потеряно времени! Как бездарно прожита большая часть жизни.

Я научилась, наконец, смотреть не только под ноги, но и вверх, на небо. А там, оказывается, звезды и такая игривая луна, которая все время меняется, кокетничает, подмигивает, почему-то выглядывает днём во время царствования солнца... М-да, из меня просто сыплются банальности, как крупа из дырявого мешка! Но что ж поделаешь, если в моей жизни это всё — открытие, большая новость.

...Мы гуляем по Риму, и моментами я не могу сдержать слёз — слёз восхищения перед этой божественной красотой вечного города. На каждом сантиметре — потрясающие исторические памятники, будто рукою волшебника чудесным образом вписанные в ландшафт удивительной природы! Никогда не знала, что бывает такая красота! Хочется встать на колени и поклониться до самой булыжной мостовой то ли древним римлянам, то ли местным ботаникам, то ли маэстро Бернини, то ли всей Италии, то ли всё-таки богу...

Людям должно быть со мной комфортно. А мне с ними?

Мы с мамой очень часто и подолгу вели беседы на общеморальные, нравственные, весьма и весьма высокие темы. Главный пафос маминых речей всегда был таков: человек должен быть безупречен в своем поведении по отношению к другим людям. И ещё, очень важное: мама признавалась не раз, что в воспитании сына и дочери главной её целью было, чтобы людям рядом с её детьми было хорошо, приятно, комфортно. У меня просто дух захватывало от такого понимания родительского долга. Я восхищалась и даже не задумывалась над тем, где в таком прекрасном раскладе помещается мой комфорт, моё счастье? Каким оно виделось мамочке? Но я вообще-то не была склонна к критическому анализу маминых чувств и мыслей: они для меня были, как для правоверного христианина Библия — непререкаемы, некритикуемы, но принимаемы, как истина в последней инстанции.

Мамочка больше всего на свете боялась, что её дочь может быть кому-то в тягость, может как-то мешать. Всякий раз среди людей я ловила на себе её «страшные» глаза: мол, не болтайся под ногами ни у кого, веди себя тихо, не возникай. Я всячески старалась прислониться куда-нибудь к стеночке, желательно слиться с ней и не дай бог не попасться лишний раз никому на глаза. Наверное, мама была права: дети не должны мешать взрослым и вообще это правильно — воспитывать человека так, чтобы он прежде всего думал об окружающих, а уж потом о себе. Что-то мне это напоминает... А-а-а! «Прежде думай о родине, а потом о себе!»