Мама, не плачь

Полдвенадцатого ночи. Смотрю на себя в зеркало в ванной. Пытаюсь поговорить с мамой. Когда мне совсем плохо, когда я запуталась и начинаю сомневаться в достижении поставленной цели. Я знаю — мама меня слышит, даже если не может ответить сразу. Если чем-нибудь занята, как раньше, на ночных дежурствах. Я тогда клала комм рядом с подушкой, сидела, обняв колени. И смотрела на крохотный экран, ждала, когда завибрирует ответный звонок. Мама всегда меня набирала, как только находила свободную минутку.

Я пытаюсь понять, почему все так неправильно вокруг? Местные, они ведь выглядят как люди. Правда? Две руки, две ноги, голова. Они даже могут проявлять эмпатию временами. Хотя в башке прошиты деньги на первом месте. Деньги и карьерный успех. Даже врачи, кто ужасался шрамам на моей спине, одновременно между собой жаловались на плохие сборы трофеев в уничтоженных городах. Что любимый сыночка не успел к разграбленному банку и привез чемодан детских игрушек, которые особо и не продашь. И что наемники сволочи, это даже не обсуждается. Но не потому, что залили напалмом уничтоженные прибрежные кварталы, а потому что десантников на ноль помножили и в лагерь загнали. Это аборигенов не жалко, они давно выкаблучивались и заслужили. Десантуру-то за что?

Наверное, мы бы тоже стали похожими на местных. Верхушка на Трау ведь не зря приписала безумные цифры к якобы обнаруженному месторождению. Хотели на хайпе и взлетевшей цене акции подороже продать, кредиты набрать. Вместо этого мы получили интервенцию и тотальный геноцид. Но я до сих пор не могу понять — за что? Потому что не молились золотому тельцу? Потому что три сотни лет назад Германские княжества собрали вместе тех, кто умел и хотел что-то делать руками? Не знаю.

Я вообще больше ничего не знаю. Я — умерла. Убита. Меня уничтожали долгих четыре с лишним года, каждую минуту. Я засыпала с мечтой о новом покойнике, чью глотку вскрою в джунглях. И просыпалась с желанием убивать. Если кто-то ненароком заглянет в настоящую Пикси Блютих, будет орать от ужаса и потребует немедленно ликвидировать. Потому что я сохранила только самое страшное, что помогает существовать и не дает рассыпаться на куски здесь и сейчас.

Я даже прячу выращенного зверя от мамы, чтобы она не отвернулась от меня. И чтобы не плакала, глядя, как любимая дочь бредет одна в сторону великого Ничто.

Смотрю в зеркало и вижу перед собой старуху с ежиком седых волос. Мертвые глаза пялятся в ответ, вызывая дрожь.

Но никто не отвечает. Комм мамы сбрасывает звонки, и я беззвучно вою, задрав голову. Я осталась одна. Спецзназ погиб в атаке на склады с продовольствием. Подруг расстреляли перед бараками за попытку побега. Только холодная ночь за окном и снег. Который так похож на пепел. Пепел, который гоняет ветер на Трау, уничтоженной колонии. Над тем, что когда-то было моим домом.

Я умерла вместе с ним.

Глава 11

В восемь утра я уже пахала, словно проклятая. Скользящий график? Ха-ха три раза. Оборудование уже подвозят, площадку под ремонт ленточками оцепили, а строительный трест прислал меньше половины заказанных работяг. Мастера здесь, их за любые прогулы дерут нещадно, остальные любители оранжевых спецовок запропали.

— Да куда ты это кладешь, мать твою через!.. Туда, туда неси!

— Сам неси, пенек заскорузлый! Там место под фильтры! — огрызаюсь в ответ.

— Фильтры после обеда будут, нахрена место свободным держишь?

— После обеда ты голос сорвешь, дядя. А фильтры уже приехали, вон грузовик стоит.

— Что?! Да куда ты паркуешься, зараза!

А я еще боялась, что меня проигнорируют. Щаз, мечтают они от лишних рук на площадке избавиться.

Подвывают сервомоторы на экзоскелете, кантую очередной ящик. Подцепилась к потрохам через комм, вывела слева схему временных складов. Дальнюю часть какой-то бракодел делал, умудрился самое необходимое туда прописать. Болван криворукий. И доступ не закрыл. Поэтому быстро перетасовываю часть отметок, “долгие” сунув на край стадиона. Вся эта плитка, ковровое покрытие и прочее — в последнюю очередь. Или я ничего в логистике не понимаю.

К обеду народ подтянулся, теперь аврал уже по всем закоулкам. Каски мелькают, жилетки перед глазами мельтешат, народ культурно матом разговаривает. Стройка, как она есть.

Заглянув за угол, наливаюсь дурной злобой и начинаю орать:

— Вы какого хера тут окопались, бракоделы?! Вы где должны быть? Вон там, монтировать элеватор для подачи грузов! Быстро жопы в кучу собрали и дунули на место!

— Мы еще не обедали! — на практикантов похожи, тоже на шабашку записались. Рожи молодые и недовольные.

— Обед? Ах, обед! Ты что, хочешь, чтобы я табель проверила? Как ты в восемь утра уже числился на рабочем месте, но появился только сейчас, сученыш?.. Я тебя эту коробку вместе с содержимым сожрать заставляю! Понял?! Рванули на место, кому сказала, или за себя не отвечаю!

Услышав мои вопли, из соседних проходов еще пара компашек нарисовалась. Покосились на злую Пикси в экзоскелете, от греха подальше оттянулись на участок. Устроили мне тут пикник, понимаешь…