Мама, папа, я и Перестройка (СИ)

Признаюсь, последнее время дед не был моим излюбленным собеседником. Да и то, что он скоро умрёт, было ясно. В свои восемьдесят восемь он уже постоянно всё забывал, путался кого и как зовут, часто называл мать именем бабки, умершей от рака в девяносто втором году, и всё хуже различал прочитанное в книгах, увиденное по телевизору и произошедшее в реальной жизни. Признаюсь, последнее время я редко навещал их с матерью в том числе потому, что с трудом переносил злобные вопли, несущиеся из постоянно включённого телевизора и бесконечные разговоры деда о том, как он спас бы СССР, если бы перенёсся на несколько десятилетий назад. Кстати, он и мать на попаданцев подсадил. Они вместе обожали пересказывать мне разные сюжеты про мужиков, оказавшихся в брежневских временах и прокручивавших там разные мутные схемы с перепевом чужих песен, переписыванием чужих книг и даже строительством бизнес-империи при развитом социализме. На мои замечания о том, что эти схемы как-то не айс, они дружно злились. И всё же это вовсе не означало, что о смерти деда я не горевал. Просто от того человека, который во многом вырастил меня и даже заменил мне отца, по сути уже мало оставалось...

– Мне не всё равно, – сказал я спокойно, как мог.

– Да конечно! «Не всё»... Три недели почти тебя не было! Дед же о тебе только и спрашивал! Всю жизнь положил на твоё воспитание, можно сказать! Во всём себе отказывал... На море сколько не был!

– Я вам летом предлагал поехать в Турцию.

– Какую ещё Турцию?! Смеёшься? В его возрасте! Тоже мне, вспомнил!

Я просто вздохнул, не стал спорить.

– Машину тоже так и не купил, – продолжила мать, всхлипывая. – Всю жизнь о ней мечтал! Говорил: «Вот будет у меня машина, посажу вас всех в неё и повезу в путешествие на Кавказ!».

– Для машины он уж старый был, – заметил я.

– Причём тут это?! Старый или нет – какая разница?! О, Господи! Естественно, сейчас это было бы уже невозможно! Я тебе о чём талдычу?! Про его мечту вообще! По жизни!!! Ясно?

– Ясно.

– Так вот, – сказала мать, чуть успокоившись. – О машине он мечтал всю жизнь. Сколько я себя помню. Но жили-то мы бедно, уж какая там машина... Я когда росла, мне то пальто надо новое, то сапоги... А потом стал откладывать, заявку отправил, накопил в основном, вроде... В январе девяностого года пришло приглашение. Пришлось отказаться. И всё...

– Почему пришлось отказаться? – Спросил я в надежде увести разговор с критики моей личности на безобидные семейные воспоминания.

– «Почему, почему»?! Потому что денег не было, почему же ещё-то! Он на «Москвич» рассчитывал, а пришло почему-то на «Жигули».

– И поменяться нельзя было?

– Нет, конечно! – Мать фыркнула. – Ты вот этого не знаешь ничего! Раньше-то машины просто так не продавали! Очереди иной раз годами ждать приходилось! А как придёт – со всех ног надо бежать и покупать! Иначе пропадёт! Ну а дед купить не мог.

– Взял бы в долг.

– Постеснялся. Папа очень скромный человек был... Решил: «Ладно, не судьба сейчас, займу очередь снова, а тем временем скоплю уже на «Волгу»!». Скопил! Как же! Через год дерьмократы украли всё! Всё прахом пошло! Все запасы! Из-за этого чёртова Ельцина деньги, на которые машину купить можно было, стали стоить как две палки колбасы!

– Грустно, – сказал я.

– «Грустно»! Тебе грустно вот, а у людей вся жизнь под откос пошла! Ты мелкий был, не знал ничего этого, не чувствовал... Мы тебя оберегали... На себе экономили... Старались, чтобы ты ни в чём нуждался... А машина, думали, ну ладно, ну потом... И так и всё... Мои все накопления в «МММ» сгорели...Папа твой нас бросил, как ты знаешь, положиться было не на кого... А притом ещё мамин диагноз...Нам сказали, что лечиться уже поздно...

Мать снова зарыдала. Не знаю, зачем, но она принялась перебирать в памяти все беды, постигшие её за последние тридцать пять лет. Мне было больно, что она на меня нападает, больно от смерти деда, больно от того, что больно ей, но я не смог придумать ничего лучше, чем молча выслушивать поток её самоистязательных речей. Она словно била меня словами подобно тому, как иные люди в бессильном отчаянии бьют кулаком стену, дверь или что-нибудь вроде того. Оставалось лишь надеяться, что так ей было легче. Что об меня она вроде как притупляла своё горе.

Наконец, я услышал в трубке дверной звонок, взволнованное материно «кто там?», лязг замков и обращённое ко мне:

– Это из морга. Забирать его приехали... Хотя тебе, конечно, наплевать... Сейчас по телевизору как раз была передача про молодёжь. Вам сейчас вообще на всё плевать. Вам всё – игрушки...

***

Когда разговор закончился, у меня не осталось сил ни на что, кроме как упасть на свой продавленный диван и сделать то, чему я, казалось, давно разучился – заплакать. В интернетах пишут, что плакать якобы полезно, что воздерживаться от этого чревато сердечно-сосудистыми заболеваниями, что от слёз бывает легче... Ну, не знаю. Лично я только почувствовал себя ещё большим ничтожеством, чем перед этим. Хотя – куда уж больше...