Мама, папа, я и Перестройка (СИ)

Наскучив лазаньем, я заметил, что Ирка играет одна и решил к ней прибиться: одиноко было очень, если честно, да и странным необщительным типом прослыть раньше времени не хотелось (к сорока всё равно таким стану, но в эту вторую попытку попробую быть дружелюбным). У Ирки был резиновый медведь в резиновом народном сарафане и с огромной дыркой посередине морды.

– Хочешь, поменяемся? – Галантно предложил я. – Смотри, у меня есть лягушка. И она совсем не сломанная. Она лучше, чем рваный медведь. Хочешь?

– Нет, – сказала Ирка.

Она потрясла своего медведя вверх ногами, и вскоре из дыры в его башке выпал маленький обрывочек бумаги. Ирка подняла его и гордо показала мне: это было изображение ягодки, вырванное из фантика от конфеты «Клубника со сливками».

– Медведь ягоду ест, понимаешь? – сказала она. – Покормить его хочешь?

Я не стал отказываться и несколько раз покормил медведя бумажной ягодой, а потом достал её обратно. Наверно, опыт сорока лет, прожитых в предыдущей жизни меня испортил, но эта милая изобретательная игра наводила меня на мысли о пищевом расстройстве... Или это Ирка уже в этом возрасте показывала склонность к отклонениям в этой сфере?

– Ир, а ты конфеты любишь? – Спросил я.

– Люблю, а что? – Произнесла настороженно моя будущая бывшая.

– Да так просто... А колбасу любишь? Копчёную, например?

– Очень... – Ответила Ирка мечтательно.

В будущей жизни конфеты и колбаса будут для неё едва ли не ядом, причиной скандалов, источником нервяков и вечно угрожающими врагами.

– А тебе их много есть дают? – Спросил я следом.

– Нет. Не очень.

– А когда вырастешь, станешь сама себе главная, будешь их есть, сколько влезет?

Ира посмотрела на меня с непониманием. Не ответила.

– Ну когда станешь взрослая, ты будешь есть много конфет и колбасы? Или не будешь? – Сформулировал я заново, попроще.

– Конфет и колбасы много нельзя есть.

Узнаю свою сожительницу!

– Это почему же?

– Потому что дефицит! – Сказала Ирка, заставив меня почувствовать себя мелким, сопливым, не знающим жизни придурком.

Решил сменить тему:

– Ирка, угадай, а вот что больше: сто двадцать минут или шестьсот секунд? – Загадал я ей папину утреннюю загадку.

– Шестьсот секунд больше, – утверенно ответила собеседница. Чуть позже добавила: – Бабушке.

– Что значит «бабушке»?

– Моей бабушке больше нравится «Шестьсот секунд». Потому что там про веру и народ русский, – явно не своими словами сказала Ирка. – А ты что, не смотрел?

Я растерянно почесал репу и тут же сделался Ирке неинтересен. Сообразил только, что речь, видимо, шла о какой-то телепередаче, которой я категорически не помнил. Кажется, в эту эпоху для молодёжи не смотреть телевизор это всё равно, что в мою эпоху – смотреть. Моя будущая бывшая опознала во мне отсталого человека и, не мешкая, умчалась на веранду – играть с более продвинутыми детками. Я не сдался и поплёлся следом.

Оказалось, что на веранде – так, если кто не знает, называлась крытая деревянная площадка со скамьями, где с малышнёй можно было проводить какое-нибудь мероприятие на свежем воздухе, – сидел какой-то парень, которому Илиада Михайловна велела там оставаться в наказание за бросание песка в лицо товарищам. Когда я приблизился к месту заключения, оказалось, что Ира и её подружка затеяли игру в зоновскую столовую и уже угощают сидельца (они называли его «тюремником») песочными куличиками. Мне было сказано, что в тюрьму, то есть, на веранду, я заходить не могу, если не сижу и не работаю там, и так как повар – это женская работа, мой единственный шанс подключиться к игре – это охранять заключённого, пока тот «ест» из пластиковой формочки. Я не захотел быть вертухаем и ушёл.

Следующим моим развлечением стало наблюдение за завозом товара в овощной магазин, находящийся около садика. Вместе с троими другими любителями зрелищ мы стояли, прижавшись лицами к детсадовскому забору и смотрели, как из огромной машины происходит выгрузка картошки. В ходе этого процесса начал накрапывать дождь. Воздух вокруг запах мокрой землёй, подгнившими овощами и тленом. Впрочем, моих товарищей это совершенно не огорчило: они начали по очереди цитировать фразу из «Винни-Пуха»: «Кажется, дождь собирается», причём делали это с каждым разом всё громче и громе, всё возбуждённее и возбуждённее.

Дождь усиливался тоже.

В конце концов, нас всех погнали прочь с площадки, не дождавшись положенного по расписанию момента окончания прогулки.

2.8

Обед был ещё не готов, так что в ожидании его нам было велено посидеть на выставленных в два ряда стульях и поиграть в молчанку. Правила этой увлекательно игры были несложны: все молчат, а ведущий смотрит, кто молчит лучше других, молча указывает на него пальцем, а потом меняется с ним местами.

– Обожаю эту игру! – Промолвила Ирка,услышав задание.

Честно говоря, мне она тоже понравилась: целых десять минут можно было сидеть в тишине, прерывавшейся разве что пару раз чьими-то шепотками и суровыми окриками Илиады.

На обед был рассольник, хвост жареной рыбы с пюре и компот.