Мама по контракту (СИ)

— Хм, — Рокотов надолго задумывается, а когда наконец отвечает, его лицо становится мечтательным, — Красивой. Даже очень. Это… моя вина, не стоило их с самого начала знакомить. Но мы были лучшими друзьями с Костей, почти семья. Так я считал. Пока однажды не узнал, что Элла забеременела. Это был одновременно лучший и худший момент в моей жизни. В тот момент, когда она сказала, от кого этот ребенок, я… думал, убью его. И убил бы. Но Элла… Его спасла только она. Она этого монстра полюбила и причинять боль ей я не хотел. Вышел из бизнеса, занялся своим делом совсем в другой сфере. Лишь бы никогда больше не вспоминать об этих двоих.

Тихо хмыкаю. Отойти с дороги, чтобы позволить любимой женщине быть счастливой — это дорогого стоит. Не каждый мужчина на такое способен. Не бороться, зная, что она больше тебя не любит, и не унижаться. Просто пересилить собственную гордость и позволить ей жить своей жизнью, без тебя. Наверное, для этого нужно быть невероятно сильным. Не знаю, смогла бы так я? Сходить с ума от ревности и все равно отпустить.

— Почему ты говорил, что это Лютый виноват в ее смерти? — спрашиваю задумчиво.

— А кто еще? — криво ухмыляется Демид, — Ему поступали угрозы, но он, как и сейчас, просто забил на это. Посчитал, что это просто кто-то пугает, что он слишком силен и никто не посмеет на него рыпнуться. Ошибался.

— Подожди… но ведь ты говорил, что Элла, ну… — пытаюсь подобрать подходящее слово, кусая губы, но для такого никаких «мягких» выражений не существует, — умерла при родах.

— Так и есть. Последние месяцы Элла провела дома — беременность протекала тяжело и даже в магазины она не выезжала, хотя любила тратить деньги на всякие безделушки. И врач приезжал к ней. А когда начались схватки, Костя вызвал скорую и повез ее навстречу этой самой скорой. Дорога же там одна, они бы никак не разминулись, а счет шел на минуты. И они нашли подходящий момент. Те, кто угрожали. Машину сначала обстреляли, дождались, когда Лютый начнет вилять, чтобы избежать пуль и прикрыть Эллу, и влетели в бок. Там дорога по лесу проходит, ты же видела наверняка. Они на полной скорости влетели в него, машина несколько раз перевернулась и… в общем, впечаталась в дерево.

Молча слушаю рассказ Рокотова, а сама не свожу с него взгляда: брови нахмурены, сошлись на переносице, по скулам ходят желваки. Боже, наверное, я зря спросила такое… Сердце разрывается от одного взгляда на мужчину.

— Врачи спасли только Лесю, — продолжает говорить Демид между тем, — И то чудом, она еще долго пробыла в реанимации. Обычно врачи всегда спасают мать, если, конечно, спасти обоих невозможно. Но тут… они просто увидели ее, сколько она потеряла крови, какие у нее раны… поняли, что это бесполезно. И если не спасут ребенка, то потеряют обеих. Уже тогда знали, что она не жилец, даже не пытались ее спасти, — сквозь сжатые зубы цедит Рокотов, и пальцы, сжимающие ложку, белеют, — Она умерла там, посреди леса, вся изломанная, в синяках. И виноват в этом Лютый. Полностью.

— Может это случайность? — запнувшись, говорю я совсем тихо, — Та авария. Может, в них только стреляли?

— Нет. И Лютый это знает тоже. Потому что после того, как машина вылетела с трассы, кто-то остановился и проверил, живы ли они. Он сказал, что даже слышал плеск бензина из канистры, но потом нападающих спугнула подъезжающая скорая. А жаль. Лучше бы он сдох в муках, чем моя Элла. Она не заслужила такой смерти.

Я молча кусаю губы, уже жалея, что завела такой разговор. У Демида до сих пор не отболело, до сих пор не затянулась рана, а я тут со своими расспросами. Никто такого не заслуживает, но у меня язык не поворачивается сказать, что и Лютый не заслуживает тоже. Знаю, что Демид не хочет этого слышать и Костя, наверное, и правда тот самый монстр, о котором он говорил. Но желать смерти — это слишком. И в то же время Демида я понимаю. Переживи я такую потерю, уверена, сама бы ненавидела человека, который к ней причастен даже косвенно и всего на два процента.

— Извини, — говорю сдавленно, — Я не хотела.

— Все нормально. Я мало с кем об этом разговариваю, как ты понимаешь. Даже хорошо, что ты спросила, — невесело улыбается Демид.

Я вижу в его глазах эту бесконечную нечеловеческую боль, угасшую надежду и меня разрывает от всего этого. Когда-то я прочитала пафосные слова, что сильным людям не нужна жалость. Но на самом деле она нужна всем, особенно в такие моменты. И нет ничего унизительного в том, что тебя задевает чужая боль настолько, что ты готов ее разделить. Лишь бы другому человеку стало легче.

Не знаю, как поддержать его, какие подобрать слова. Все будет звучать не так или фальшивить.

— Можно заночевать у тебя? — вырывает из невеселых раздумий голос Рокотова, — Я просто сутки не спал, подремлю пару часов и поеду, пока не рассвело.