Мама по контракту

Я думала, что нас будут сопровождать как минимум машины три, а если брать Демида и его охрану, то все пять, но нет. На улице поджидает только один охранник. Он же грузит в багажник сумки с вещами и садится за руль. Лютый сажает спящую Лесю в детское кресло, а затем разворачивается ко мне:

— Мой человек отвезет вас по нужному адресу. По дороге вы смените несколько машин, так что не засыпай, будь готова.

— А ты? Не поедешь?

— Нет. Слишком опасно ехать прямо с вами. Возможно за мной установили слежку, поэтому я поеду другой дорогой, чтобы успеть заметить хвост и переключить их внимание на меня. Если хвоста не будет, встретимся уже на месте.

— А если будет?

— Значит, не встретимся, — хмыкает Лютый.

Поражаюсь его спокойствию! Хотя, наверное, для него постоянно находиться в опасности это обыденность. Но у меня все равно не укладывается в голове, как можно в такой ситуации не нервничать и сохранять трезвый рассудок. Я от беспокойства едва ли не ногти грызу, а он стоит напротив меня, как ледяное изваяние, без капли вообще каких-либо эмоций на лице.

— Все будет в порядке, Соня. Все под контролем, — заметив мою нервозность, успокаивает Лютый, и кивает в сторону машины, — Садись. Время.

— Л-ладно, — киваю я.

Он перехватывает меня за запястье и, обернувшись, я сталкиваюсь с его темным взглядом.

— Береги Лесю и… себя.

Я хлопаю глазами, замирая на секунду, и не могу понять, померещилось мне или нет, что голос Лютого на мгновение смягчился и стал теплее? Это потому, что он дочь упомянул? Или…? Краем глаза замечаю стоящую на крыльце фигуру и перевожу взгляд за спину Кости. Заложив руки в карманы, на нас с усмешкой смотрит Демид. Точнее, на меня. Цепко так, с осуждением, словно поймал за чем-то непотребным.

— Хорошо, — выдавливаю я и юркаю в салон машины, чтобы скрыться от этого жесткого укоризненного взгляда.

Снова чувствую себя бесконечно виноватой. Как тогда, когда пришлось говорить маме про отчисление, врать по поводу Леси, снова врать сегодня. Только теперь это немного другое ощущение. Хочется почему-то извиниться. Но… за что? Я и сама не знаю.

Часть дороги пролегает через лес, а на КПП мы так и не выезжаем. Видимо, Лютый решил поехать именно там, а нас с Лесей водитель вез окольным путем. Костя не обманул, нам действительно два раза пришлось пересесть в совершенно разные машины, прежде чем добраться до места, где предстояло скрываться. И снова это оказался дом, вот только теперь вполне себе обычный, в центре какого-то крупного поселка. Никаких особняков рядом и высоченных заборов, что даже удивляло.

Хотя если хочешь спрятаться, то делать это надо на видном месте, наверное. Но тогда почему не в городе? Людей же там гораздо больше и, по идее, найти нас будет сложнее.

Охранник помогает занести вещи в дом, тут же загоняет машину в гараж и заходит следом. Ни по периметру никто не патрулирует двор, ни внутри никого нет. У сурового на вид охранника шипит рация и он уходит в другую комнату, чтобы поговорить. Как я ни стараюсь прислушиваться, совсем ничего не слышу, кроме помех.

Леся сонно ворочается на диване и, почти сразу же начинает хныкать. Не став дожидаться возвращения охранника, я иду на кухню вместе с малышкой и быстро разогреваю для нее смесь.

— Мое солнышко, тебя, наверное, даже покормить забыли, да? — уткнувшись в макушку, тихо спрашиваю я.

Леся одной рукой держит бутылочку, а второй вцепляется в меня, словно боится, что я исчезну. Поднимаюсь наверх, на ходу понемногу укачивая малышку на руках. Она и правда почти сразу засыпает. Я укладываю ее на кровать, делаю импровизированные бортики, стаскивая подушки из всех комнат, и сажусь рядом.

Бедный ребенок, вот же досталось ей. И за что? Просто за то, что она дочь Лютого? Разбирались бы сами, взрослые же люди. Но ведь у кого-то хватает совести манипулировать малышкой. И не просто манипулировать, угрожать! Неужели кто-то способен вот просто взять и лишить своей рукой жизни невинного ребенка?

Я сижу с Лесей еще какое-то время, просто любуясь милой мордашкой, чуть вздернутым носиком. Длинные ресницы чуть подрагивают, и я надеюсь, что ей снится что-то приятное. Укрываю ее получше, целую напоследок и выхожу из комнаты, но дверь прикрываю неплотно. Ухожу все равно ненадолго, просто достать кое-какие вещи. А остальное разберу завтра, когда Леся проснется.

Делаю шаг за порог и натыкаюсь на чью-то фигуру. Хорошо хоть, что мозг успевает уловить знакомые черты в полумраке коридора и я понимаю, что это Лютый.

— Чего пугаешь? — шепотом возмущаюсь я, — Чуть не закричала. Еще перепугала бы Лесю.

— Извини, — неожиданно говорит он, — Уложила?

— Да. Леся немного похныкала, проголодалась просто. А после смеси снова крепко заснула.

Мы стоим друг напротив друга в полумраке. Массивная фигура Лютого нависает надо мной и, хотя между нами не меньше тридцати сантиметров пустого пространства, я все равно нервно кусаю губы и стараюсь не смотреть на него. Не знаю, почему. Мне неловко, от волнения я тереблю краешек футболки и не знаю, куда деваться. Хоть в коридоре не так ярко, но я все равно чувствую его внимательный взгляд на себе.

— А почему мы прячемся не в городе? Там же нас сложнее будет найти, — говорю я просто потому, что чувствую острую потребность хоть что-нибудь сказать. Слишком уж затягивается молчание и это нервирует еще больше.

— Не сложнее, чем здесь. Вот только тут в случае чего мои люди защитят тебя с Лесей и помогут сбежать, а что ты будешь делать, если окажешься на тринадцатом этаже?

— Хм… ну да, логично, — киваю я.

— Боишься? — после недолгого молчания спрашивает Лютый.

— Не знаю. Наверное ты прав и я такая дурочка, сама не понимаю, во что ввязываюсь, — повожу плечом, через силу улыбаясь, — Мне… и правда страшно. Но я хочу помочь защитить Лесю.

— Она назвала тебя мамой. Поэтому?

— Нет. Не совсем. Тебя это задело, я видела. Знаю, ты наверняка думаешь о том, кто я вообще такая и что себе позволяю. Что у нее только одна мать, а я никто и не могу хотеть защитить чужого ребенка. Но я правда готова на все, лишь бы с Лесей ничего не случилось. Я… — пытаюсь подобрать нужные слова, но только сокрушенно качаю головой, — не могу это объяснить.

— Материнский инстинкт? — усмехается Лютый.

— Называй, как хочешь. Может ты не привык к такому, но я действительно хочу помочь.

— Я это ценю. Как только все закончится, получишь на счет сумму вдвое больше, что тебе заплатил Демид.

— Не нужно! Я не из-за денег здесь! — твердо мотаю головой.

— Я уже понял, — он замолкает ненадолго, и я молчу тоже, не зная, что еще сказать. Лютый внезапно задумчиво произносит:

— Помнишь, ты сказала, что я назвал тебя женушкой и ты до конца будешь выполнять свои обязанности?

— Я… такого не говорила! — вспыхиваю я.

— Да? — иронично вскидывает бровь мужчина.

— Я имела в виду обязанности мамы, а не жены! — тараторю возмущенно.

— Ну раз ты теперь подчиняешься мне, то мы можем пересмотреть контракт в сторону восемнадцать плюс, — хищно оскаливается Лютый.

— Договоры не меняются в одностороннем порядке! У нас было немного занятий из курса права!

— Здесь я решаю, когда и что меняется.

— Со своими бандитами — может быть, но не со мной! — упрямо возражаю я.

— По поддельным документам ты мать Леси, а я — ее отец. В два счета можно сделать и брачный контракт. Ну или, скажем, посадить тебя за подделку документов. Что-то мне подсказывает, что тюрьмы ты боишься больше всего остального.

— Ты… — теряю дар речи на мгновение, — ты чертов шантажист! Я помогаю твоему ребенку, а ты! Чего ты добиваешься?

Лютый прижимает меня к стене, разом выбивая воздух из грудной клетки, проводит пальцем по скуле вниз, туда, где лихорадочно бьется жилка на шее.

— Просто нравится тебя пугать.

— Что? — севшим от шока голосом переспрашиваю я.

— Ты становишься такая боевая, кусаешься, огрызаешься. Это заводит.

Потеряв дар речи, смотрю на него снизу вверх. Он ведет большим пальцем выше, сминает губы, заставляя распахнуть их и касается кромки зубов. Судорожно сглатываю и неосторожно прикасаюсь кончиком языка к пальцу. Глаза Лютого становятся чернее ночи, он меняется в лице. Тело прошивает дрожь от понимания, что прямо сейчас он вопьется жадно в мои губы и я…

Я дразню его еще больше. Обвожу горячим языком палец и беру его глубже в рот. Зачем? Я не знаю, ничего не знаю. Но внутри все поет от того, как мужчина вжимает меня в стену, как я ощущаю его желание. Лютый подхватывает меня под ягодицы, заставляет обвить себя ногами.

— Ты слишком осмелела, мелкая. Не понимаешь, с кем играть вздумала. Я тебе не мальчик, выдеру так, что мало не покажется, если продолжишь вот так в рот пихать, что ни попадя, — низким хриплым голосом произносит он.

— Это пустые угрозы? Потому что я пока что не вижу действий, — произношу я ровным голосом. Стараюсь держаться спокойно, но внутри меня всю трясет от происходящего.

Сердце сладко замирает от предвкушения, когда Лютый усмехается и склоняется ниже.

— Ты так забавно играешь в сексуальную взрослую женщину.

— Я и есть взрослая женщина!

— Конечно, — криво улыбается он и ссаживает меня с себя, — Сходи выпей успокоительное, чтобы сердце не выпрыгнуло окончательно.

Вот же скотина бесчувственная!

— А ты тогда рукой себе помогай! — выпаливаю я и порывисто разворачиваюсь, чтобы уйти.

От обиды хочется расколошматить что-нибудь. Зачем так издеваться надо мной? Я же вижу, как он смотрит и я… мне самой страшно, но как еще сделать первый шаг к этому грозному нелюдимому мужику, если ты в жизни целовалась только два с парнями-ровесниками. А они точно уступали Лютому и в комплекции и характером были куда мягче.

— Ах ты дрянь мелкая! Сейчас посмотрим, кто кому поможет, — слышится сзади рык.

Не успеваю толком отреагировать, как чувствую, что взлетаю вверх: Лютый отрывает меня от пола и закидывает к себе на плечо, пятерней сдавливая мою пятую точку.

— Эй! Ты что, отпусти! Я же пошутила! — пытаюсь говорить грозно, но при этом не кричать, чтобы не разбудить Лесю.

— В следующий раз подумаешь десять раз, прежде чем распускать свой язык, — припечатывает он, толкая дверь в следующую спальню.

Он швыряет меня на постель и одним рывком стягивает с себя футболку. Застываю на постели, не в силах отвести глаз от его крепкого торса, словно вытаченного из каменной глыбы. Лютый склоняется надо мной и, не давая мне ни секунды раздумий, вгрызается в губы требовательным поцелуем. Дико, жестко, по-взрослому, совсем не так, как меня целовали раньше.

Все мысли вышибает из головы как выстрелом, и я сдаюсь. Глупо не признать, что как ни страшно было стоять перед ним, в глубине души что-то дрожало совсем не от страха. Злой, свирепый, ужасный, со взрывным неуравновешенным характером — да. Опасный, холодный, расчетливый — да. Хоть десять раз я готова сказать да, несмотря на все. Меня тянет к нему, что-то темное, на уровне инстинктов, что остались от предков.

Сначала действительно приходит только боль. Но Лютый, вопреки прозвищу, действует мягко, медленно и по глазам видно, до какой степени тяжело ему сдерживать внутреннего зверя. В его глазах полыхает такой жадный пожирающий огонь, что остатки разума уплывают у нас обоих, стоит нам встретиться взглядами.

— Костя, Костя… — лихорадочно шепчу я, растворяясь в сладкой неге.

Он хрипит, до синяков вцепляясь в мои бедра и замирая так, а после опускается ниже и оставляет больные укусы на ключицах и шее. Держит, не отпуская, а я только всхлипываю, дрожа от удовольствия. Не знала, что такие жадные до боли поцелуи могут посылать такие разряды тока по телу.

Зажмуриваюсь, переживая этот момент снова и снова. Несмотря на небольшую саднящую боль, все равно сладко, томно, так непередаваемо хорошо, что я на мгновение выпадаю из реальности. А когда прихожу в себя, Лютый уже сидит на постели рядом спиной ко мне. Мышцы напряжены, кожа влажно поблескивает от пота, вырисовывая еще лучше крепко сложенную фигуру.

— Костя… — зову я несмело.

Он не смотрит на меня, молча одевается, натягивает футболку и где-то в глубине живота становится холодно.

— Из дома ни ногой, даже во двор.

— Костя… — нахожу в себе силы позвать я снова.

Лютый оборачивается и окидывает меня холодным взглядом.

— Я что-то не так сделала?

Он молчит, но его отчужденный взгляд режет без слов.

— Не молчи, пожалуйста. Это ведь… это мой первый раз, а ты…

— И что? — равнодушно вскидывает он бровь, — Чего ты ожидала? Кофе в постель, букеты и штамп в паспорте в придачу? Повзрослей, мелкая. Ты захотела секса, мы мило покувыркались, всё. Можешь дальше продолжать выполнять свои функции… мамы.

Что-то мне подсказывало, что он даже смягчил свои слова. Потому что буквально между строк слышалось это «я тобой попользовался, ты мне больше не нужна».

Натягиваю одеяло до самого подбородка и не могу отвести от него взгляда. Знаю, что выгляжу как наивная обманутая дурочка и ненавижу себя за то, что в глазах скапливаются слезы. Только не плакать! Только. Не. Плакать!

Я почти не моргаю, и Лютый качает головой с усмешкой:

— Не смотри на меня таким взглядом, как олененок Бэмби. Ничего страшного не произошло. Поверь мне, все люди практически каждый день делают это. Не ты первая, не ты последняя. Тебе даже повезло, что была с тем, кто опытнее и кто не сделал больно в первый раз.

— Не сделал больно? — повторяю эхом и, сглотнув, обжигаю его взглядом, — Убирайся. Не хочу тебя видеть больше.

— Хорошее решение, мелкая. Переключись лучше на Демида.

— Убирайся! — срываюсь на крик.

Лютый окидывает меня напоследок взглядом и выходит из комнаты. Зажимаю рот ладонью и давлюсь рыданиями, едва сдерживая подкатывающую истерику. Он не должен слышать, не должен слышать! И без этого хватило унижения. Пулей слетаю с постели и, словно пытаясь выместить зло, сдираю с нее измятое белье. Комкаю его, отшвыриваю в сторону.

Плачу я лишь спустя полчаса, в душе, когда точно уверена, что Лютый уехал и никто не увидит меня — жалкую глупую «мелкую дурочку», которая поверила, что может понравиться мужчине настолько, что рядом с ней захочется остаться. Если не на всю жизнь, то хотя бы до утра…

Я знала, что в первый раз больно, но не готова была к тому, что настолько.