— Нет, не как у коровы, — серьезно произношу я. — Когда у женщины появляются дети, она может их кормить молоком, которое собирается у нее в груди.
— В глуди? — Маша удивленно смотрит на меня. — У тебя там молоко есть? — и тычет в меня пальцем.
— Есть, — киваю.
— А когда я появилась, у тебя там тоже молоко было?
Я хочу, чтобы прямо здесь и сейчас появился Адам, чтобы послушал вопросы своей дочери и попробовал ответить на них. Почему этим должна заниматься я? Почему чувствую себя виноватой перед девочкой за то, что не появилась в ее жизни раньше? Да как же так можно: не рассказать дочке, что у нее скоро будет братик. И новая мама. Не ее.
— Было, Машунь.
— А как я появилась? — спрашивает она.
— В каком смысле?
— Ну где ты меня взяла? Как дети появляются у лодителей?
Я бросаю негодующий взгляд на няню. Чем она весь день занимается, что не может объяснить девочке элементарных вещей? Или та ее настолько боится, что даже не спрашивает?
— Машунь, а иди принеси игрушки, поиграем.
— Ула!
С веселым визгом Маша убегает наверх, за ней собирается пойти и няня, но я останавливаю ее грозным:
— А вас, Штирлиц, я попрошу остаться.
Она недовольно поджимает губы и поворачивается ко мне, сжимает руки в замок впереди себя и спрашивает не без щепотки раздражения:
— Слушаю.
— Вы с девочкой занимаетесь?
— Чем именно?
— Не делайте вид, что не понимаете. Она задает кучу вопросов, на которые в ее возрасте уже должна знать ответы. Кстати, сколько ей?
Няня закатывает глаза, мол, ну вот, даже возраста ее не знаете, а уже меня учите.
— Ей семь, — спокойно отвечает она. — Недавно исполнилось.
— В этом возрасте она должна хотя бы иметь представление, откуда берутся дети, как их кормят.
— У меня не было необходимости это рассказывать. Девочка никогда не спрашивала.
Я вздыхаю. Не знаю, с какой такой тщательностью Адам выбирал няню, но вот эту неприступную и холодную грымзу он явно выбрал наобум. Ткнул в первое попавшееся резюме и печать поставил “Принято”.
— Адам Всеволодович ответил вам? — уточняю, потому что хочу с ним переговорить.
— Он вне зоны действия сети, — холодно сообщает она.
— Когда перезвонит, прошу вас дать мне трубку, — бросаю ей напоследок. — Можете быть свободны, я побуду с Машей.
— Но…
— Есть возражения? Их вы сможете высказать Адаму Всеволодовичу, когда она вас наберет.
— Хорошо, — она кивает. — Но я останусь с вами. Мне приказано не отходить от Маши ни на шаг.
— Да? И где же Маша?
Мне не нравится ее няня. Категорически. Если Елену Эдуардовну я не хотела принимать, решив, что справлюсь сама, то эта мегера раздражает меня одним своим осунувшимся и вечно недовольным лицом. Она смотрит на девочку как-то свысока, да и отвечает ей так же. А еще я вижу, что Маша ее боится. Я и сама не испытываю к женщине нежных чувств, что уж говорить о ребенке, который видит и понимает все вокруг.
Маша появляется в комнате с большим чемоданом игрушек, вываливает их на кровать, чуть дальше Родиона. Я замечаю несколько кукол, кубики, одежду, всевозможные аксессуары. Девочка улыбается во весь рот, смотря на это все, а затем спрашивает:
— А колмить ты Лодиона будешь?
— Буду, — киваю. — Отвернешься?
Она кивает и поворачивается ко мне спиной. Няня, что стоит поодаль, ошарашенно смотрит на меня, но и слова не подает. Я прикладываю сына к груди, накрываю ту кофтой и говорю Маше:
— Можешь поворачиваться.
Она удивленно смотрит на меня и Родиона. Улыбается, а затем спрашивает:
— Ты же не оставишь нас тепель? Меня и Лодиона. Папе будет сложно.
Нет, когда Адам вернется я пропущу его через такую же мясорубку, что пропускает меня его дочь.
Глава 17
Папе будет сложно!!!
Я едва сдерживаюсь, чтобы не съязвить, все же малышка думает, что перед ней сидит мама и она оставила ее. И теперь боится остаться без матери снова. Я не знаю, что ей сказать, но еще больше переживаю о вопросе “Почему ты ушла?”. Что тогда говорить?
— Не оставлю, Машуль, я буду рядом.
— Плавда? — она широко распахивает глаза, а после встает и бросается ко мне, обнимая за шею. — Ты будешь жить с нами?
— Да.
— А Лоди? Тоже останется?
— Да, Роди тоже останется.
Маша улыбается.
— Я буду его баловать. И иглать с ним, — она мечтательно смотрит на малыша. — Он же выластет?
— Да, вырастет, правда, не совсем скоро. Он только через полгода научиться сидеть.
— А ходить?
— Через год.
— Долго, — констатирует она.
— А ты ходишь в школу? — осторожно спрашиваю.
— В школу? — удивленно смотрит на меня Маша. — Что такое школа?
Я бросаю взгляд на няню, которая аж поджимается и отводит глаза в сторону. Ребенку семь, а она не знает, что такое школа?
— С ней кто-то занимается? — уточняю.
— Конечно. К ней приходят учителя. Лучшие специалисты.
— А дети? — уточняю. — Она играет с детьми?
Няня замолкает, видимо, сказать на это ей нечего. Я и так понимаю, что ни с кем Маша не играет, сидит весь день с игрушками и репетиторами, учится.