Мама-слэшер - это клиника (СИ)

Вернувшись в Лондон, мы снова разместились в нашем любимом Сент-Джеймс парке. Улицы Лондона, к Рождеству украшенные цепочками разноцветных гирлянд, тематические композиции в каждой витрине, огромная пушистая ель на Трафальгарской площади, под которой можно послушать рождественские песнопения хора... Мы тоже прониклись духом Рождества, так что купили небольшую, но очень красивую и гармоничную ель, на которую потом наложили чары от увядания и чары увеличения, в результате чего в одной из свободных комнат разместилась огромная (от пола до потолка) пушистая красавица. На нее поместили свечи с магическим огнем (в отличие от обычного, он совершенно не пожароопасен и почти не выгорает), наколдованные серебряные и синие шары, ледяные сосульки и серебристо-белые гирлянды. А около ели из кирпичей сложили декоративный камин, магическое пламя в котором не коптило, а кислород не выгорал, так что дымоход не требовался. Оградили его черненой кованой решеткой, сверху установили каминную полку, а перед ним положили пару увеличенных магией матрасов и пледов. Теперь по вечерам читать мы предпочитали именно тут (и несмотря на то, что матрасов была пара, Северус неизменно забирался на мой, прижимался спиной к животу, устраиваясь в кольце рук, и удовлетворенно сопел, слушая мое чтение). Неукрашенным не остался и наш спальный кубрик. На канатные ванты развесили еловые венки с игрушками, а над нашими гамаками — омелу.

С ней вообще курьез приключился. Я все еще частично воспринимала Северуса, основываясь на его образе мрачного, закрытого зельевара, конченного мизантропа и циника. Этому никак не противоречило его отношение ко мне: Северус Снейп вполне мог любить и уважать свою мать, а ко всем остальным людям относиться с пренебрежением и брезгливостью (в общем-то, часто он это и демонстрировал). Так что я почему-то априори считала, что он, как и многие мальчики его возраста, будет считать себя слишком взрослым для «телячьих нежностей». Даже объятья чаще всего инициировались именно Северусом. Он сам влезал мне на колени, хватал за руку, устраивался рядом при чтении, и я совершенно искренне считала, что этого достаточно (сама в детстве терялась, когда мама пыталась меня целовать или обнимать, считая это излишним)… Мы читали Рождественские повести Диккенса и «Папа, мама, бабушка, восемь детей и грузовик» А-К Вестли. Насчет последней книги я немного сомневалась (Северус казался мне слишком взрослым для этой доброй, но простоватой повести), но сын был в восторге от тихого семейного счастья, описанного в этой семье. Особенно ему понравилась глава про то, как они сделали из детской корабль.

— Совсем как мы, да? — возбужденно сверкая глазами, перебил он меня на середине чтения.

— Да, — согласилась я, и он просиял. — Совсем, как мы. Читаем дальше?

— Да!!! Еще спрашиваешь!

А как-то вечером Северус задал мне вопрос, поставивший меня в тупик.

— Мам, — потупившись, слегка неуверенным голосом начал он (я уже удивилась: Северус и неуверенность в себе – вещи несочетающиеся). Но я кивнула ему и ободряюще улыбнулась, и он продолжил: — Скажи, откуда пришел обряд целоваться под омелой?

Я задумалась, почему его вообще заинтересовал этот вопрос, но решила ответить максимально развернуто, как обычно:

— Знаешь, Северус, я не историк, так что не могу сказать со стопроцентной уверенностью. Если хочешь, мы вполне можем сходить в библиотеку и почитать об этом, или я расскажу, чего знаю.

— Я бы хотел послушать тебя, — решил Северус.

— Хорошо, — кивнула я. — Эта традиция идет еще с древних, незапамятных времен. В культуре друидов омела считалась символом вечной жизни и защитой от злых чар. А история первого поцелуя под омелой связана с викингами и их божественным пантеоном. Легенда гласит: однажды случилось так, что бог весны и света был убит стрелой из омелы. Его мать, богиня любви, не могла смириться со смертью любимого сына. Ценой невероятных усилий ей удалось вернуть его к жизни. От радости, что сын снова открыл глаза и улыбнулся ей, она поцеловала каждого, кто прошел под омелой, а ее слезы стали жемчужно-белыми ягодами на диком растении.

— Красивая легенда, — задумчиво кивнул Северус, закусив губу. — А дальше?

— Похожая традиция была у римлян. Во время сатурналий молодые люди брали веточку омелы, подходили с ней к понравившейся им девушке и целовали ее. Только в эти дни они могли открыто демонстрировать свои чувства.

— Вариант викингов мне нравился больше, — наморщил нос сын. — Символичнее и глубже, — он задумался, а потом поднял на меня решительный взгляд: — Мам?

— Да?

— Давай тоже повесим у нас омелу? Я видел, на рынке их везде продают.

— Повесить омелу? — растерялась я. — Ты хочешь…

— Ты меня никогда не целуешь, — насупившись, пробормотал он и съежился, обхватив себя руками. — И я подумал, может, хоть в праздник…

— Ох, Северус, — выдохнула я, пораженная тем, как безнадежно и глухо звучал его голос. — Иди сюда!