Мама-смерть приходит навсегда

– Женечка, а кандидатура-то на какую должность? – кладёт Зина предел речевому потоку.

– В мои супруги! – выпаливает трубка.

Она бормочет что-то согласное в ответ и по-быстрому закругляется. Наверняка из всех окон, глазасто глядящих в переулок, на неё направлены любопытствующие взгляды. Ей необходимо укрытие.

Горбатый переулок даёт приют выводку самых разнокалиберных построек. Но Зина останавливает выбор на дворике местной юродивой Агаши со складчато-опухшим лицом шарпея. Её заросшая плющом беседка-прекрасное укрытие для того, кому надо остаться незамеченным со стороны переулка. Зина продирается через заросли и тут же жалеет о своём выборе. Пол внутри круглого зелёного изваяния сгнил и ощерился обломками досок. Осторожно ступая, женщина проходит к уцелевшей лавочке. Не рискнув использовать её по прямому назначению, кладёт сумку. Сквозь ветки плюща крыльцо Епанишниковых не видать, но в обзор попадает калитка.

Какой-то посторонний звук врывается в слуховые проходы. Человеческий голос. И идёт он откуда-то снизу. Голос не то напевает, не то декламирует.

–  Тише-тише, тишина!

– Кукла бедная больна!

– Спойте, что ей нравится,

– И она поправится!

Похоже, Агаша забавляется.

Зина старается сосредоточиться на воротах Епанишниковых. Но воздух прорезает новые рифмы:

–  Вот лежат в кроватке розовые пятки

– Чьи это пятки-мягки да сладки?

«Она, что, в куклы играет? "

–  Купили в магазине резиновую Зину!

– Резиновую Зину в корзине принесли.

"Нет, лучше убраться отсюда подобру-поздорову!"

Вслед несётся:

– Она была разиней-резиновая Зина.

–  Упала из корзины, измазалась в грязи.

Женщина выбегает через открытый нараспашку вход и рысцой двигается по переулку. По правую её руку-дом, который сдаётся мигрантам. Они возвращаются поздно. Но главное – палисадник, в который можно нырнуть с головой. До слуха доносится чьё-то задышливое дыхание. Да это она сама…Женщина старается удержать воздух в лёгких, и уже через минуту становится различима перекличка окрестных домов: стукнула дверь, скрипнула деревянная ступенька и отчего-то задребезжало оконное стекло.

Зачем племяннице тащить в Горбатый переулок человека, который с позором изгнан отсюда? Она не уйдёт, пока не узнает…

Ксана росла этакой девочкой- припевочкой, с семи лет игравшей на флейте.Но в период полового созревания случился перелом. В отличие от большинства сверстников, главным принципом которых стало «хочу сейчас и десять раз!», Ксана принялась исповедовать культ бедности. Наглядным выражением стал её гардероб: девочка рьяно подгоняла под себя одежду тётушек времён их отрочества. Видимо, это в какой-то момент сильно оскорбило эстетический вкус классной руководительницы. Иначе к чему вызывать в школу старшее поколение семьи?

Просьба одеть девочку поприличнее, выраженная в самых деликатных выражениях, была воспринята Сыропятовыми со всей серьёзностью. Вскладчину они накупили кучу модных вещиц. На следующее утро после этой вылазки на рынок Ксана примерила коралловую кофточку с импринтом в виде девичьего профиля и изумрудные брючки. Казалось, растянутые кофты в катышках и долгополые юбки унылых расцветок отправлены если не на помойку, то в утиль. Не тут-то было! В школьном туалете юная бунтарка сняла модный прикид и переоделась в прежнее рубище.

Школьный психолог, выслушав бабушку и тётушку, предложила заполнить анкету, среди вопросов которой значилось: «Употребляла ли родители ребёнка алкоголь во время беременности?» и «Есть ли в семье люди, страдающие психическими заболеваниями?» После этого на семейном совете приняли решение принять девочкин жизненный выбор, то есть предоставить её своей собственной судьбе.

А спустя год в Мирном ввели обязательное ношение школьной формы – Сыропятовы смогли расправить плечи и прямо смотреть в глаза соседям. А ещё через три года Ксана кардинально поменяла имидж, выбрав чёрный цвет в качестве доминирующего. Теперь она походила на молодую вдову: чёрные очки, чёрное маленькое платье, чёрный туфли на шпильках. Ансамбль завершали чёрные перчатки до локтей и чёрная шляпка-таблетка с чёрной вуалькой. И вот теперь дреды.

Больше всего Сыропятовы опасались репутации семьи, где выросла городская сумасшедшая. Но мало помалу все привыкли к Ксанкиным чудачествам и прекратили колоть ими глаза. Не исключено, что сыграл свою роль и тот факт, что число фриков в городе выросло.

Но вот возник этот невнятный, но смазливый юнец – убийца Матильды1.

Когда Ксанка позвонила тёте и сообщила, что её приятель, тренируясь в стрельбе из пневматики, попал в соседкину любимицу, та бросила все дела и помчалась в Горбатый переулок – заметать следы преступления.

–  Дз-зина!– доносится откуда-то сверху.