Мама Стифлера

— Ершова! — Я ударила кулаком по столу. — Не нарывайся. Каким бы он ни был — я его любила. И люблю, понятно тебе? Не трогай Диму, дай ты ему хоть там спокойно полежать… Су-у-ука…

И завыла волком.

— Держи. — Юлька села рядом, и протянула рюмку. — Пей, сказала. Колбасу держи. Воды налить? А, так обойдёшься. Давай, залпом. Ну?

И руку мою к моему рту подталкивает.

Пью.

Водка попадает не в то горло. Долго кашляю, глаза слезятся…

— Всё, всё… Всё пройдёт, Лидка. Всё перемелется. Да ты меня не слушай, я ж вечно на своей волне. У кого чего, а у Ершовой вечно одни мужики на уме… И вправду: зачем тебе мужик? У тебя мать рядом — с сыном поможет, отец у тебя — дай Бог такого отца каждому, руки золотые, по дому поможет — только свистни. Сын-отличник, сама ты ещё девка — ого-го какая. Что ещё нужно для счастья-то, а, Лидк? Попей, попей Пепсятинки буржуйской, попей… И ну их нахуй, мужиков этих. Провались они пропадом, суки.

— Не хочу мужиков… — Откашлялась уже, теперь всхлипываю. — Ничего не хочу-у-у… К Димке хочу-у-у…

— Не блажи ты, дура. — Юлька сердится. — Беду не зови — она и не придёт. Не хочешь — и не надо. Так живи. Без ебли не останешься всё равно. А всё остальное: денег там заработать, кран дома починить, люстру повесить — это ты и сама можешь. Верно? Ну и нахуй мужиков, да?

— Да. Нахуй их.

— Ну и отлично! Давай ещё по рюмочке, да мне домой пора… Наливай, подруга дней моих суровых.

***

"Восемь. Девятьсот двадцать шесть. Семьсот десять… Ну, давай, бери ты трубку-то уже, развалина старая!"

— Чо трезвонишь в такую рань, Жаба ты Аркадьевна? — В трубке недовольный, заспанный, но такой родной Ершовский голос. — Кто там опять умер-родился?

— Ершова… — Я улыбаюсь, и тяну время. — Ершова, я замуж выхожу…

— Господи… Совсем девка ёбнулась. Зачем, Лида?

— Шесть недель.

— Что шесть? Шесть недель?! Ты точно ёбнулась!!! Когда свадьба-то?

— В августе. И попробуй не придти, уродины кусок.

— Сплошное разоренье… Щас Лерку в пятый класс собирать, опять список в школе дали, на пятьдесят четыре метра, блин… И всё купи, и всё принеси… Шесть недель, ёптвою! Раевская, я нажрусь как свинья.

— На здоровье. Только приходи. С Леркой вместе приходи, ладно?

— Придём, придём. А кого ждёте?

— А не знаю. Мальчика. Или девочку. Или сразу… Не, сразу не надо. А почему не надо? Можно и сразу…

— Ты ёбнулась, деточка моя.

— Я тебя тоже люблю. Приходите обязательно.

— А то ж. Денег много не подарим, мы нищеброды. А так — придём, конечно. Поздравляю, Лидка. Щас реветь буду.

— Реви. А хочешь, приезжай ко мне сегодня? Вместе поревём, а? Только я не пью теперь, Юль.

— Оно и понятно. Я тебе попозже позвоню, скажу.

— Спасибки. Целую тебя. Лерочку тоже целуй.

— Угу. Я тебя тоже. И Дрона туда же, три раза. Я позвоню.

— Буду ждать.

Пи-пи-пи-пи-пи…

Короткие гудки в трубке.

Шоколадная конфета

17-09-2008 15:08

Я недолго побыла единственным ребёнком в семье. Всего-то четыре года. Я даже понять этого не успела. Однажды у мамы вдруг появился живот. Он рос и шевелился. Был большой и круглый. Мама предлагала мне его потрогать, а я боялась. Мама ещё сердилась почему-то…

А потом наступила осень. Бабушка нарядила меня в бордовый костюмчик со слонёнком на нагрудном кармашке, и повезла куда-то на автобусе. Потом мы с ней долго куда-то шли-шли-шли, пока не дошли до большого дома. Я подумала, что мы к кому-то в гости едем. Бабушка часто брала меня с собой в гости… Но в дом мы так и не зашли. Бабушка встала под окнами, неуверенно посмотрела на окна, и крикнула:

— Таня!

Я тоже хотела крикнуть, но почему-то застеснялась. Может быть, потому что на мне был мальчишечий костюм? Он мне не нравился. Из-за моей короткой стрижки и этого костюма меня постоянно принимали за мальчика. А я очень хотела, чтобы у меня были длинные косы. До пола. Как у Снегурочки. Но меня почему-то всегда коротко стригли, и не спрашивали чего я хочу. А я хотела ещё юбочку из марли, с пришитыми к ней блестящими бусинками, как у Насти Архиповой из нашей группы, и белые ботиночки от коньков… Я всю зиму просила папу снять с коньков лезвия, и отдать мне ботиночки. Лезвия их только портят ведь.

Белые ботиночки, с большим квадратным каблуком…

Я была бы самая красивая. А в этом дурацком костюме мне было неуютно и стыдно.

Бабушка ещё раз позвала Таню, и вдруг схватила меня за плечи, и начала подталкивать вперёд, приговаривая:

— Ты головёнку-то подними. Мамку видишь? Во-о-он она, в окошко смотрит!

Голову я подняла, но маму не увидела. А бабушка уже снова кричала:

— Танюша, молочко-то есть?

— Нет, мам, не пришло пока… — Отвечал откуда-то мамин голос. Я силилась понять откуда он идёт — и не понимала. Стало очень обидно.

— Где мама? — Я подёргала бабушку за руку.

— Высоко она, Лидуша. — Бабушка чмокнула меня в макушку. — Не тяни шейку, не увидишь. А на руки мне тебя взять тяжело.

— Зачем мы тут? — Я насупилась.

— Сестричку твою приехали проведать. — Бабушка улыбнулась, но как-то грустно, одними губами только.