Мама тебя любит, а ты её бесишь!

– А это Софья Михайловна – жена Феликса, – не останавливалась мама. – Я вот только что сказала Татьяне Петровне, что Феликс уехал в Шостку. Билеты были только на сегодня. Неожиданно уехал.

– А‑а, – вполне понимающе протянула Соня, всё же оглядев киноотдел недоверчивым взглядом.

– У вас очень талантливый муж, – неожиданно сказала Татьяна Петровна. И я вдруг услышала в её голосе нотки женской зависти. – Необыкновенно.

Наверное, Соня зависть тоже услышала.

– Да? – спросила она подозрительно и внимательно принюхалась к духам министерской дамы.

– Нет-нет. Я знаю, что говорю. Я немало фильмов пересмотрела. У него редкий дар. Взгляд… детский, я бы сказала. Он видит мир так открыто, так искренне! В таких потрясающих деталях, которые может заметить только ребёнок или очень непосредственный человек, сохранивший в себе детство.

Ох, лучше б она молчала! Я представила себе, какой скандал ждёт Филю дома за эти дифирамбы.

– Незамутнённый ещё глаз, незамыленный.

– Незамутнённый?

– Именно! У вашего мужа уникальные операторские данные! Ему бы на «Мосфильме» работать, а не в этой… конторе.

– Так он там и работал!

– А что же ушёл?

– Так его…

Мама не могла допустить непоправимости и резко вмешалась:

– Его там совершенно не ценили, Татьяна Петровна. Знаете, всё на вторых ролях, всё помощником оператора. А у нас он всё-таки сам снимает – сам себе хозяин. Никто творческий полёт не останавливает, не обрубает художнику крылья.

– Ну да. Тоже верно, – грустно согласилась дама.

Но это было ещё не всё!

Тут вошёл… Женя, примчавшийся с вокзала на всех парах.

– Здрасте, – сказал он и замолчал на всякий случай, вопросительно сверля глазами маму.

– Ты уже посадил Феликса на поезд? – объяснила она ему ситуацию.

– А?.. Да… Всё… Ту-ту… – сориентировался он.

– Ну вот, – вздохнула мама облегчённо.

– Приятно было познакомиться, – наконец, начала прощаться дама.

– Мне тоже, – ответила Филина жена, подпихнутая маминым локтем.

Дама благосклонно кивнула и мне:

– Хочешь, наверное, артисткой быть? В кино сниматься, а?

Я опять вежливо улыбнулась.

– Всего хорошего. Как плёнку посмотрю – сразу позвоню, – добавила она в дверях маме.

И снова я вспомнила «И воцарилась тишина»… Повторяюсь, но лучше детской классики не скажешь. Мы все пережили стресс.

– Духи вроде не эти, – нарушила тишину Соня.

– В смысле? – не поняла мама, думавшая о своём.

– Позавчера полчетвёртого утра пришёл на рогах – весь женскими духами пахнет, просто как клумба. Вроде не эти.

– Может, он их пил? А ты сразу обвинять! – вступился за друга Женя.

Это Соня пропустила мимо ушей – она уже решала другую загадку.

– Куда мужика-то моего дела? – спросила она маму.

А Женя спросил меня, приросшую к магнитофону:

– Чего музыка орёт? Выключь. И так башка трещит… от нервов.

Я выключила. Раздалось мерное похрапывание Фили.

Соня подошла к двери и ударила по ней кулаком.

– Вот паразит!

Мама педантично взяла ключик с гвоздя и открыла дверь.

Женя тут же бросился немилосердно трясти Филю:

– Просыпайся! Тебе ехать! Я за такси пошёл! Просыпайся!

Филь!

Соня злорадно засмеялась:

– Щас тебе! Его теперь из пушки до завтра не разбудишь.

Женя попытался Филю поднять, но тот уже находился в слишком глубоком сне. И был очень тяжёлый.

Женя безнадёжно махнул рукой.

Тогда мама (я никогда не сомневалась, что она найдёт выход из любой ситуации!) приблизилась к Филе и вдруг закричала дурным казённым голосом:

– Шостка! Подъезжаем! Гражданин, кто Шостку спрашивал?

Шостка!

Филя, тут же встрепенувшись, с трудом поднялся. Глаза его всё ещё были закрыты.

Мама пожала плечами:

– Профессионал! Работа – это святое.

Не теряя драгоценного времени, Женя подскочил к Филе, помог ему утвердиться в пространстве и сделать несколько шагов. Одной рукой он поддерживал Филю, а другой взял его кофр и хотел повесить ему на плечо.

– Ты его сильно не нагружай. Его щадить надо. А то у него потом на съёмке руки могут дрожать.

– Руки у него дрожат не от этого, – констатировала Соня. – Козёл! Тебя б щас уволили – как с «Мосфильма»! Если б не Катя! Рожа твоя бесстыжая! Глаза б мои тебя не видели! Пьянь подзаборная!

Филя продрал глаза, всех обвёл своим детским незамутнённым взглядом, остановил его на маме, пошёл к ней, отстранив Женю, по дороге упал на обе руки, встал, руки отряхнул, приблизился к маме, взял её руку, галантно поцеловал и возвратился к осветителю, чтобы опять на него опереться.

– Я готов. Пошли.

Женя повёл его к выходу.

При этом Филя свободной рукой отстранил со своего пути жену, даже на неё не взглянув.

На прощание он вдруг обернулся, подмигнул мне, мол, только мы с тобой знаем смысл жизни, и запел:

– Мы уходим с тобой далеко
На большом, как мечта, корабле!

Женя повесил его кофр к себе на плечо и увёл Филю.

Соня покорно побрела за своей судьбой.

– Мам! А фильм?

– Прости. У меня сейчас другой копии нет. Но там всё хорошо получилось. Честное слово! Тебе бы понравилось.

И я представила себе: хор красивых детских голосов поёт песню, а на экране – в полный формат – бригантина уходит в море на фоне белых облаков.

Часть III