Политическая подоплека играет важную роль и в самых известных книгах жанра – трех китах антиутопии, к которым, как правило, относят «Мы» Евгения Ивановича Замятина (1920), «О дивный новый мир» Олдоса Хаксли (1932) и «1984» Джорджа Оруэлла (1948). Модели мира у Замятина и Оруэлла имеют много общего: власть подавляет личность, лишая ее базовых свобод, – антиутопия здесь действительно абсолютно антонимична утопии; счастливая жизнь граждан приносится в жертву бесперебойному функционированию государственного аппарата. У Хаксли же антиутопия скорее выходит в результате попытки воссоздать утопию в реальном мире, причем назвать эту попытку провальной хочется только на первый взгляд: лишь мизерный процент общества потребления, практически лишенного запретов и ограничений, сопротивляется положению дел, которому по большому счету не так уж и тянет сопротивляться. Хаксли показывает, что неограниченный доступ к благам цивилизации, а также все прелести регламентированной, но при этом максимально свободной половой жизни не становятся гарантом безграничного счастья, особенно если в обществе остаются индивиды, способные к рефлексии.
Далеко не всегда антиутопии возникают исключительно на базе политических изменений: мрачные миры произведений этого жанра довольно часто формируются под воздействием экологических и техногенных катастроф, а также при условии тотального доминирования некоего религиозного культа, как, например, в романе Маргарет Этвуд «Рассказ Служанки». В ее вселенной победившего христианского фундаментализма женщина предстает бесправным инструментом детопроизводства.
Из произведений XX века как образцы жанра важно отметить «Чевенгур» (1929) и «Котлован» (1930) Андрея Платонова, «451° по Фаренгейту» (1953) Рэя Брэдбери, «Заводной апельсин» (1962) Энтони Берджесса, а также целый ряд текстов Курта Воннегута. В его коротком рассказе «Гаррисон Бержерон» (1961) поднимается проблема равенства как важнейшей составляющей утопической вселенной: Воннегут показывает общество, в котором равенство (социальное, интеллектуальное, физическое и т. п.) поддерживается искусственно, и выглядит эта картина поистине устрашающе. Произведение как никогда актуально в наши дни, когда всевозможные виды дискриминации становятся предметом горячих дискуссий. Нетрудно догадаться, что и сам жанр антиутопии в такой ситуации остается одним из самых популярных, особенно учитывая нестабильную политическую, экологическую и какую-нибудь еще ситуацию в обществе. Хорошая антиутопия, несомненно, найдет отклик у широкой аудитории – осталось научиться писать ее так, чтобы читатель захотел сопереживать герою и преодолевать вместе с ним испытания, который приготовил дивный новый мир.
Инструкция
По правде говоря, написать антиутопию несложно. Достаточно лишь уловить в окружающий атмосфере какую-нибудь тенденцию, которая бесит или хотя бы попросту напрягает, и довести ее до предела: показать мир, где постепенный отказ от ручного труда, сокращение часов, выделенных на изучение литературы в школах, или, например, повышение пенсионного возраста приводят к состоянию явно ощутимого дискомфорта, причем испытывать этот дискомфорт должны не второстепенные персонажи произведения (их основную массу в мире антиутопии, как правило, все устраивает), а явно или скрыто идущий против толпы главный герой, внезапно осознавший, что в этой жизни пора что-то менять. Подобного нагнетания какого-то одного феномена современной действительности вполне достаточно для небольшого рассказа в жанре антиутопии: пожалуй, каждый из нас может пофантазировать и представить катастрофические последствия разрастания той или иной глобальной или вполне себе локальной проблемы в какой-то определенной сфере жизнедеятельности человека, не углубляясь в размышления о том, как эти разрушительные изменения скажутся на функционировании не затронутых в тексте сфер жизни общества. Так, Курта Воннегута, описывающего в рассказе «Гаррисон Бержерон» мир, в котором царит абсолютное, всепоглощающее равноправие, не волнуют экономическая система, господствующая в этом сюрреалистическом обществе, или проблемы, неминуемо возникшие бы во внешней политике подобного государства.