Мама, у меня будет книга!

«В рыжих волосах – зеленый венок, скатываются капли с грудей, с нежных, розовых, как морошка, кончиков – должно быть холодных. В руках – гуси, из гусей – сочится кровь, обтекает точеные ноги.

Нет сил стерпеть. И тут же, на теплых красных камнях, Марей греет губами прохладную, бледно-розовую морошку.

– Нет, не согрелись еще, видишь – еще холодные.

Где-то горят леса. На красном камне возле тихого озерка дымит костер из душистой хвои. Пелька жарит над костром жирного гуся; огонь играет на зеленом, рыжем; губы и руки в крови. Чуть слышно улыбается глазами Марею: вслух не надо.

Издали хруст: медведь прет через трущобу. Затих – и только еще ворчит сердито белая лайка сквозь сон.

Костер тухнет. Ближе придвигаются из темноты сестры-сосны – все темнее, все уже мир – и вот во всем мире только двое».

4-е правило – лучше недосказать.

Намеки работают еще со времен Лоренса Стерна, жившего в XVIII веке, у которого щели в стене, вырезы в юбке, усы, пуговичные петли – все имело подтекст. В романе «Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена» нет ни одного прямого описания, хотя он полон сексуальных переживаний и действий. И спустя тысячелетие таким же приемом в начале своего творчества воспользовался Джон Апдайк, который в романе «Кролик, беги» намеренно не использовал слова «оргазм» и другие анатомические подробности. Так, недосказанное «это» становилось гораздо более интимным и в какой-то степени духовным действием. Не случайно на описание ночи между Рут и Кроликом отведена ни одна страница, но на них упоминаются только отдельные участки тела – изгиб бедра, впадина на пояснице и прохладная обнаженная кожа.

Заметьте, что приведенные выше авторы используют лишь детали, как если бы режиссеры вставляли в фильм только крупные планы. Они и помогают нашему воображению работать, держат нас в томительном напряжении и ожидании, не сразу раскрывая все происходящее. Поэтому если сцена описана искусно и чувственно, то уже и неважно, какое конкретное действие персонажей за ней стоит. Владимир Набоков в «Лолите» описывает всего лишь поцелуи впервые влюбленных подростков, но мы ощущаем их, как удары током:

«Там, на мягком песке, в нескольких шагах от старших, мы валялись все утро в оцепенелом исступлении любовной муки и пользовались всяким благословенным изъяном в ткани времени и пространства, чтобы притронуться друг к дружке: ее рука сквозь песок подползала ко мне, придвигалась все ближе, переставляя узкие загорелые пальцы, а затем ее перламутровое колено отправлялось в то же длинное, осторожное путешествие; иногда случайный вал, сооруженный другими детьми помоложе, служил нам прикрытием для беглого соленого поцелуя».

А в сцене из романа «Левая рука тьмы» Урсулы Ле Гуин вообще дело не доходит до интимной близости, но трудно не назвать ее эротической: