Мамаево побоище. Русь против Орды

Утомительное дело — приём послов. Это на нашего боярина голос повысить можно, коли провинился, али за заслуги деревенькой пожаловать. А с иноземными послами, что являются представителями своих властителей, надо вести себя любезно и обходительно, говорить ласково, тщательно взвешивая слова. Обидишь ненароком — и могут учиниться препятствия для торговли, или ещё хуже — война. А она Москве сейчас ох как не надобна! Только с Тверью всё утихомирилось, как зять тверского князя Михаила Ольгерд к Москве с ратью подошёл. Город не взял, но людишек многих из посада и весей в полон увёл. И пожар страшный, московский, уничтоживший город и кремль, после которого строиться заново надо. Сколько денег из казны да кошелей людских ушло! Правда, поступили разумно, отказавшись строить деревянные постройки — только из камня, благо, в окрестностях карьеры каменные были. Ох, дела и заботы тяжкие!

А ещё ведь послам дары ответные поднести надобно. По традиции дары ответные должны быть не хуже и не дешевле тех, что послы привезли А как узнать? Вот и крутились служивые люди казначейские, желая выведать, что обоз посольский в Москву везёт. На постоялых дворах да ямах пытались исподтишка в подводы заглянуть.

Султан османский саблю передал булатной ковки, да изукрашенную богато самоцветами, да в ножнах работы тонкой. А Москва ему в ответ — сундучок неприметный, с сушёными языками осётра. Стоимости содержимое немалой, ценилось в Османской империи высоко, потому как применялось для изготовления луков. Известное дело, у басурман обычай был. Каждый султан должен был в совершенстве знать и уметь изготавливать луки. И признаться надо — делали они их отменно. Видели наши послы: их луки на триста саженей били — супротив ста у татар.

За подарок сей султан благодарственную грамотку прислал, доволен остался. Потому подарок не только равноценен должен быть, но ещё и к сердцу припасть. А сколько за этим трудов стоит? Только великий князь, ближние бояре да казначей знали. Ох, молодец Михаил Бренок! Половину забот с его великокняжеских плеч снял. После приёма послов бояре на приём приходят — с просьбами да челобитными. И ладно бы серьёзные дела, государевы! То холопы одного боярина лес порубят в дубраве у соседа, то рыбу в озере выловят... Тьфу! Не великого князя то дела, мелочь.

Вот Михаил и решал сии дрязги. В начале самом в присутствии самого Дмитрия, а уж после, как поднаторел — и сам. Великий князь только рад, больше времени останется на отдых да посещение храмов и монастырей.

Вот так незаметно, по-тихому и стал Михаил Бренок правой рукой великого князя Московского Дмитрия Иоанновича, ближним боярином и наперсником.

Происходил Бренок из Брянска, что ныне в пределы Великого княжества Литовского входит. Не захотел под Ольгердом оставаться, перебрался на Русь, в Серпухов. Пригрел его князь Серпуховской, двоюродный брат Дмитрия, со временем воеводой Бренка сделал. Это уж позже приметил Дмитрий Михаила, к себе переманил.

А преуспел Михаил Бренок в Серпухове премного. Одни дозоры порубежные, что он установил на южных рубежах, чего стоят. Остроги для дозоров поставил, бояре с малой ратью порубежье по полгода стерегут. Потом меняются. Одно слово — голова!

Не жалел потом князь ни дня, что Бренка переманил. По возрасту боярин немного постарше Дмитрия был — вроде как старший брат. Отца-то, Иоанна Иоанновича, внезапно умершего в 1359 году, Дмитрий помнил смутно, поскольку было ему тогда девять лет — мальчонка совсем. Уж позже митрополит Алексий распространил среди бояр сказку о том, что родитель Дмитрия на смертном одре просил его, митрополита, позаботиться о сыне. Да и то сказать, ведь дедом Дмитрия был Иван Калита, собиратель земель русских, потому род был древний, от Рюриковичей.

Сегодня Михаил по праву ближнего боярина с боярами разбирался, а Дмитрий Иоаннович, почувствовав себя проголодавшимся, ушёл в княжескую трапезную, отобедать. Иногда, под настроение, обедал один — как сегодня. Чаще — с боярами приближёнными. Трапеза длилась иногда с полудня и до сумерек, поскольку за столом не только ели, а ещё и дела решали.

Не все разговоры и решения можно было в Боярской думе обсуждать, слишком много там несогласных было. Крику да обид было много, иногда за волосья друг друга таскали, забыв о звании боярском. Одного нельзя было — бороду трогать, иначе обида смертная, роды ссорились на многие годы.

Дмитрий давал на Думе боярам возможность пошуметь, пар стравить. А уж как до рукоприкладства доходило, знак рындам давал, чтобы спорщиков разняли да рассадили.

Откушал князь славно, так, что еле встал из-за стола, отдуваясь. После обеда — известное дело — отдохнуть надо от трудов праведных. Перина в опочивальне мягкая, подушка лебяжьего пуха высокая, сон сама навевает.

Едва встал, а уж Бренок в дверь стучит, с поклоном да с грамотками — на утверждение и подпись. Дмитрий читать не стал, взялся за перо.

— Чем порадуешь, боярин? — подписав грамотку, спросил Дмитрий.

— Купцы ганзейские были, обещают железо хорошее доставить, сколь надобно.