Мамай. История «антигероя» в истории

Однако городская коммуна Кафы отказалась даже впустить его в город, вполне справедливо опасаясь гнева хана-победителя. Впрочем, и умертвить Мамая «отцы города» тоже не рискнули, поскольку не знали намерений Токтамыша в отношении бекляри-бека: хан мог его казнить, но мог и простить, и возвысить, как это нередко бывало в те смутные времена. Поэтому кафинцы приняли единственно верное в таких условиях решение: они не позволили Мамаю войти в город, посоветовав ему отправляться восвояси. [298]

Мамаю ничего не оставалось, как возвращаться в пределы Крымского (Солхатского) тюмена. Скрываясь от разъездов Токтамыш-хана, он добрался до Солхата, где еще так недавно располагалась его ставка — резиденция могущественного бекляри-бека Золотой Орды. Принимая во внимание характер Мамая и его прежнюю деятельность, трудно допустить, что он намеревался просто спастись бегством, скрыться от ханских войск, чтобы прожить остаток жизни в постоянной тревоге, что его узнают, схватят и казнят. Гораздо больше оснований считать, что он планировал найти легитимного претендента на трон, провозгласить его ханом, собрать новые войска и, возможно, переманить на свою сторону без боя значительную часть армии Токтамыша — точно так же, как сам Токтамыш нынче поступил с ним.

Однако планам Мамая не суждено было сбыться: когда он попытался укрыться от преследователей за стенами Солхата, его просто-напросто не впустили в город. Причем решение солхатского правителя Кутлуг-Буги и городского населения предать бекляри-бека было единодушным: Кутлуг-Буга рассчитывал сохранить свой пост и при новом хане, [299]а жители Солхата возненавидели Мамая после того, как он, задумав обнести город стенами, обложил местное население новыми налогами, да еще и заставил их гнуть спины на строительстве. [300]

В самом конце 1380 или начале 1381 г. Мамай был настигнут сторонниками Токтамыша под Солхатом и умерщвлен. [301]Впрочем, новый хан с уважением отнесся к памяти своего знаменитого противника и позволил его приверженцам похоронить его с почестями. [302]

…В 1994-1995 гг. под городом Старый Крым археологи обнаружили курган, содержащий захоронение второй половины XIV в., принадлежащее видному сановнику Золотой Орды или же племенному вождю. Находившийся в гробнице скелет принадлежал мужчине невысокого роста (ок. 1,5 м) в возрасте около 50 лет. Ряд косвенных свидетельств позволяет предполагать, что это и есть могила Мамая. [303]Степной курган, почетные похороны, да недобрая память среди местного населения в течение последующих веков — вот и все, чего удостоился после смерти выдающийся деятель, в течение 20 лет управлявший значительной частью Золотой Орды!

А дальше в дело вступили историки и публицисты, создавшие «своего» Мамая, образ которого никак не соотносился с реальным политическим деятелем. Этой «жизни после жизни» выдающегося ордынского политического деятеля посвящена вторая часть настоящей книги.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ИСТОРИЯ ОБРАЗА АНТИГЕРОЯ (ОПЫТ ИСТОРИЧЕСКОГО РАССЛЕДОВАНИЯ)

ПРЕДИСЛОВИЕ. ДВА МАМАЯ

Формирование образа Мамая в историографии началось сразу после его смерти. И, как это часто бывает, этот образ, со временем превратившийся в стереотип, имел весьма мало общего с политическим деятелем, послужившим его прототипом. Почему же «Мамай историографический» оказался столь не похож на «Мамая реального»?

Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо подчеркнуть, что большинство сохранившихся до нашего времени источников, содержавших сведения или упоминания о Мамае, имели целью не отразить исторические реалии, а продемонстрировать политическую и идеологическую позицию их авторов, а в еще большей степени — заказчиков таких произведений. Причем — применительно не ко времени Мамая, т. е. второй половине XIV в., а к собственной эпохе. Таким образом, Мамай, фигурирующий в произведении XV или XVI в. представлен читателям в контексте эпохи не Дмитрия Донского, а Ивана III или его внука Ивана IV, в соответствии с их взглядами, оценочными категориями и политико-идеологическими целями. И сам Мамай в этих произведениях интересен для автора (как и его читателей-современников) не как выдающийся золотоордынскии политический деятель, а всего лишь как символ — олицетворение всего враждебного, что Золотая Орда (или Степь, или даже Восток в целом) несла Руси и христианской церкви.