Мамай. История «антигероя» в истории

Версия Л.Н. Гумилева при всей ее натянутости и тенденциозности тем не менее не опровергает монгольского происхождения Мамая и даже его родства с домом Чингис-хана. Зато другие авторы в этом вопросе идут гораздо дальше, давая волю своей фантазии и неким логическим построениям.

Так, А.А. Шенников предложил весьма экзотическую версию происхождения Мамая. Он посчитал почему-то, что его предок был «либо монгол из числа киятов, приставших к меркитам, либо меркит, каким-то путем присвоивший родословную одного из этих киятов». При этом исследователь опирается на русскоязычный источник XVI в. — «Родословец Глинских князей», посчитав, что упомянутый в нем «царь Токтоспа» — это искаженное имя меркитского вождя XII в. Токтога-беки, тоже в свое время боровшегося с Чингис-ханом и погибшего в бою с его войсками.[509] Впрочем, эта версия, основанная лишь на приблизительном сходстве имен, уже была признана исследователями неубедительной.[510] Э.С. Кульпин, доктор философских наук из Москвы, пошел еще дальше, посчитав Мамая чжурчженем — выходцем из северокитайского государства Цзинь, разрушенного, кстати говоря, Угедэем, наследником Чингис-хана, еще в 1234— 1235 гг. При этом исследователь ссылается на «Памятник Куликовского цикла» — «Сказание о Мамаевом побоище».[511] В самом деле, в «памятниках» (правда, в «Задонщине», а не «Сказании…») присутствует этноним «хинове», однако применительно не только к Мамаю, но и ко всем татарам.[512] Почему Мамай и его подчиненные для автора «Задонщины» — «хинове», для нас, честно говоря, остается загадкой. Впрочем, если мы вновь обратимся к исследованиям «Задонщины» и в особенности к рассмотрению этого произведения как подражания «Слову о полку Игореве», то увидим, что это загадочнее слове «хинове» («хинова») встречается в «Слове…» трижды. Исследователи высказывают разные предположения о его этимологии, но на сегодняшний день преобладает мнение, что это не что иное, как обобщающее понятие народов, враждебных Руси; возможно, впрочем, оно некогда обозначало и конкретный народ — например, «кунов», т. е. половцев-кипчаков.[513] Тем не менее упоминание Мамая с эпитетом «хиновин» подвигло Э.С. Кульпина на создание собственной концепции о его происхождении, также обосновывающей его образ как «врага Руси и Золотой Орды». Якобы, являясь выходцем из Китая, Мамай в Орде был чужаком, а потому вознамерился захватить Русь и создать на ее территории собственное оседлое государство, поскольку и сам, будучи китайцем, являлся носителем оседлых традиций.[514] Что же, такое намерение и в самом деле приписывалось Мамаю в «памятниках Куликовского цикла»[515] и, как мы предположили выше, в слухах, распространявшихся на Руси перед Куликовской битвой. Соответственно, мифологический характер этого сообщения не подлежит сомнению, равно как и тенденциозность самого источника. Тем не менее Э.С. Кульпину оно представляется вполне достоверным, поскольку прекрасно вписывается и его концепцию о взаимоотношениях Руси и Орды. Непопятно, правда, почему Э.С. Кульпин не посчитал Мамая еще и византийцем — ведь в тех же «памятниках Куликовского цикла» бекляри-бек фигурирует не только как «хиновин», но и как «еллин», т. е. в буквальном смысле — грек…

Современные публицисты, не считая нужным обращаться к средневековым источникам (даже к «памятникам Куликовского цикла»), опираются уже исключительно на работы Л.Н. Гумилева и его последователей. Соответственно, «чужеродность» Мамая в Золотой Орде, его ориентация на кипчаков, народы Северного Кавказа и т. д. является для них уже аксиомой. В результате появляются версии о том, что Мамай и сам был либо кипчаком,[516] либо каракалпаком,[517] либо даже черкесом.[518] Подобная версия позволяет вполне логично объяснить, почему среди воинов Мамая в Куликовской битве, упомянутых в «памятниках», присутствуют половцы,[519] асы, черкесы и т. д., но нет собственно монголов. Однако, как мы выяснили, Мамаю пришлось собрать для Куликовской битвы армию выходцев из Кипчакской степи, Северного Кавказа и других регионов Золотой Орды исключительно потому, что ко времени сражения он не успел собрать собственные войска. Следовательно, приписывать ему родство со всеми народами, представители которых оказались в его войске, нет оснований. В противном случае бекляри-бека, следуя логике современных авторов, можно было бы признать также армянином или даже генуэзцем-«фрягом»! Однако таких версий публицисты до сих пор не предлагали — вероятно, желая сохранить хотя бы отдаленную правдоподобность своих «открытий».

Казанский историк А.Г. Мухамадиев и украинский автор Г.С. Заплотинский без всяких на то оснований относят Мамая к темникам мангытов, т. е. ногайцев.[520] При этом оба автора не ссылаются на источники или хотя бы исследования, ограничиваясь собственными утверждениями. В частности, Г.С. Заплотинскому с помощью этой версии удалось логично «достроить» свою концепцию о роли темников в формировании мангытского (ногайского) этноса.