– Жив, Тимка?! – сбоку плетня возник старший лейтенант, автомат он держал наготове, в этакой характерной косоватой манере.
– Жив пока, – Тимофей, наконец-то запихал в пистолет полный магазин и затвор встал на место. – Майор вот не знаю, может и зацепило.
Нерода проверял битых фрицев, майор Коваленко, прикрывая фонарик, разглядывал физиономию пленника – тот болезненно жмурился. Старший лейтенант вернулся, присел рядом:
– Готовы немцы, один доходит. Так это Бэлашэ?
– Не знаю. Вроде похож, но с другой стороны… Да я вообще так себе опознаватель, – пробормотал майор Коваленко. – Сейчас Жеку дождемся.
– Да Бэлашэ это. Майор. Он и не отрицает, – сказал Тимофей. – А харю комары попортили. И вообще он перенервничал.
– Ты чего, допрашивал его? – изумился майор.
– Нет, только уточнил имя-звание, когда по плавням шли. Он не особо упертый, если покормить и дать дух перевести, вполне должен разговориться, – предположил боец Лавренко.
– Вот ты даешь, Партизан, – с чувством сказал майор. – Как же ты его отловил? Ладно, потом расскажешь, сейчас Землякова встретим, а то он запросто потонет при форсировании. Есть у него способность на ровных местах тонуть.
Старший лейтенант Земляков перебирался через канал на длиннющей лодке – если развернуть, так почти как по мосту можно перейти. Но весел не имелось, греб переводчик прикладом ручного пулемета, что скорости переправы не способствовало.
– Не мой профиль, – отдуваясь, сообщил переводчик. – Популярны и славны эти гондольеры, но точно – не мое.
– Зато сухой, – дотягиваясь до носа лодки, напомнил Нерода.
– Это да. Вот, Тимофей, задал ты нам жару, – переводчик подал немецкий пулемет и ленты. – Побегали. Хотя почти в точку вычислили, где выйдешь.
– Он не один вышел, – сообщил Нерода. – Иди, опознавай.
– Да ладно?! Взял Бэлашэ?! Охренеть! – Земляков уставился на бывшего подчиненного.
– Может, все ж и не он, – смущенно сказал Тимофей.
– Он-он, – заверил Нерода. – Щетина, комары искусали, но он. Это наш командир, как всегда, насчет мужских рож сомневается. Иди, Жека, поговори.
Переводчик устремился к вожделенному объекту, сходу что-то гавкнул по-немецки.
– Теперь раскрутят, пока клиент в шоке и комарах, – кивнул Нерода. – Пойдем, Тимка, охранять и дух переводить.
Допрос начальство начало в сарае, но потом перенесло на свежий воздух – в сарае блохи мешали.
Тимофей со старшим лейтенантом слегка очистили окрестности от покойников и приглядывали за окрестностями, лежа у пулемета. За протокой, в плоском, изрезанном узкими каналами и садами городе стояла тишина. Лишь издалека, с севера, доносились неясные звуки артиллерийской стрельбы.
– Прошла наша флотилия, теперь уже на Дунае оперируем. Большое дело, – пояснил Нерода.
– Я, товарищ старший лейтенант, в десантах и флотилиях мало понимаю, но вроде бы получилась очень продуманная операция, – рискнул предположить Тимофей.
– Зришь в корень, Тимка. Ценный ты человек и без понтов. Эх, учиться бы тебе, – Нерода вздохнул. – Только зачем ты румынам у Жебриян кричал «начальству доложите»?
– Так в спешке же. А что надо было сказать?
– Надо было уточнить: «русскому командованию». Они-то своим офицерам рассказали, но те уже не очень-то командование. А когда румыны догадались нашим пересказать, идти по твоим следам было поздно, начали гадать, куда ты можешь выйти.
– Так что ж гадать? Я не иголка, нашелся бы. А убили бы, так что ж… война она война и есть, – неловко сказал Тимофей.
– У нас иная специфика. Понятно, когда батальон встает в атаку, там каждого бойца не увидишь. А у нас группы маленькие, тут стыдно людей терять, – Нерода поправил ворот сырой гимнастерки. – Моряка, что у рыбного цеха на косе немцев уговаривал сдаваться, помнишь? Сказали, убило его вечером. Уж вроде кончилось всё на косе, а какой-то немец психанул.
– Жаль. Храбрый боец был.
– Такие люди после войны легендами станут. А вот сейчас, получается, судьба… – Нерода помолчал. – Ты, Тима, поосторожнее. Тебе еще после войны много дел предстоит, страну отстраивать, детей растить. Что ты головой крутишь? Дома никто не ждет или зарекался?
Ни о чем Тимофей Лавренко не зарекался, просто устал и при мыслях о «после войны» вновь тоска навалилась. Наверное, потому и распустил язык. Ну, иной раз можно и поделиться наболевшим с умным человеком. Контрразведчики, особенно боевые, склада характера старшего лейтенанта, язык распускать и глупо подначивать не станут.
…– Прости меня за прямоту, Тимка, – сущий ты дурак. И она не лучше. Такое по молодости случается, ничего страшного, обычное дело. Но такие вещи нужно до конца проговаривать, – шептал старший лейтенант. – Ладно, ты был бы гопник какой, без ума и совести. Ты же серьезный парень. И как ты с такой занозой в душе жить собирался?
– Я и не собирался. Думал, убьет сразу, – пробормотал Тимофей. – На плацдарме очень даже могло быть.