Мамалыжный десант

Тимофей понял, что нервничает все сильнее. Рыжая уже должна прийти. По не очень обоснованному представлению сержанта Лавренко, беглянка должна была проследить, когда машина с гостями и захваченными фрицами отъедет, и сразу в дом сунуться. Ну, не сразу, а осмотревшись и принюхавшись. Оттого и засела группа на первом этаже: углядеть снаружи невозможно, пусть хитрая рыжая свободно наверх проходит, там она себя выдаст. Но нет же ее. А казалось, наверняка вот так действовать и будет.

– Все же храбрость у женщин не самое нужное качество, – шептал Нерода. – У меня как-то очень бесстрашная знакомая имелась. Пожениться собирались. Но вот только как-то возвращаюсь домой, а замок сменен. Стою как дурак с ключом. Позвонил по телефону – говорит: «Ты сам виноват, опять в командировке, а я одиночества не выношу. Встретила человека, он и преданный, и постоянный. Прощай, сумку с вещами я твоим сослуживцам выслала курьером».

– Вот же… храбрая, – подивился Шелехов. – А что соседи? Так ничего ей и не сказали?

– Соседи? А, понял. Не было соседей. Мы в такой квартирке маленькой жили, в отдельной. Частный сектор, можно сказать, – пояснил Нерода.

– Дура, – констатировал Тимофей, думая о другой дуре – рыжей.

– Ну, видимо, я тоже не особо-то гигант мысли, раз связался, – пробормотал Нерода и глянул на светящуюся стрелку часов. – Через пятнадцать минут уходим, товарищи бойцы. Не придет эта лиса. В данном случае дала сбой твоя интуиция, Тима.

– Да кто ж ее поймет. Интуиция – она молчаливая, обещаний и расписок не выдает, – вздохнул Тимофей.

– Тоже женского полу деводжка, – отметил Сречко, осторожно меняя позу у окна. – Откуда у тебя вообще уверенность? Эта црвенокоса – балована, курва, да еще не нашей крови. Мне вообще португалок видеть не приходилось. Они же совсем другачие, как их умом понять?

– Сдается, не очень она португалка, это она удобный паспорт выцыганила. А так на наши паршивые нашивки глаз метнула – сдается, знает, что за корпус. И еще всякое… – Тимофей смешался. – Да тут трудно объяснить.

Громыхнуло где-то вблизи, застучали малокалиберные зенитки, в вышине над крышами проревели двигатели.

– Наши штурмовики уже работают, – сказал Нерода. – Надо уходить. Жилец-то запропал. Непонятно, машина за ним должна прийти или сам он куда-то с лейтенантом подойти обязан, но начнут беспокоиться. Полковник все же, а не ефрейтор. Возможно, рыжая и ждет, когда фрицы заявятся.

Да, с этим было непонятно. Прошло достаточно времени, хотела бы девица немцев привести, сразу бы за ними кинулась. Но тишина. А почему? Может, рыжая на партизан работала, просто нестыковка случилась, и нет у начальства об этом информации? Нет, маловероятно, полковник Нойман к ней нежные чувства питает, вон как с машины кинулся, не жалея собственной арийской хари.

Много оставалось непонятного, но старший лейтенант прав: уходить все равно нужно.

– Еще пять минут, а, товарищ старший лейтенант? – попросил Тимофей. – Я наверх поднимусь, гляну.

– Да не могла она проскочить. Вон, на улице ни души, только разок фрицы проехали, – сказал Шелехов, следящий за улицей. – Страшно нынче гражданским, понять можно.

– Вряд ли она улицей сунуться решится, скорее двором. Или по крышам, раз определенную склонность к карнизам имеет, – объяснил ход своих мыслей Тимофей.

– Все равно бы услышали, – заметил старший лейтенант.

– Да, но я все ж гляну. Я мигом…

Лестница была пуста и глуха, оно и понятно. Дверь в квартиру приоткрыта, но под нижний косяк двери осколок стекла подложен – взвизгнул бы, если б для прохода открывали. Не было никого. Тимофей поднялся повыше. Дверь на чердак… Замок не заперт, но сюда бутылку с водой поставили – если изнутри открыть, бутылка опрокинется, вода капать вниз начнет. Не открывали…

Поколебавшись, Тимофей открыл дверь на чердак. Беззвучно ступая носками сапог, двинулся по пыли. Здесь теплее, но звуки стрельбы слышнее. Правы хлопцы: как девке здесь шнырять, она все ж не из разведроты, практики не имеет.

Сержант Лавренко подошел к приоткрытому слуховому окну – сквозняк мигом засвистел в лицо. Город уже накрывал неяркий утренний свет, скорее не утро, а предчувствие утра. Видно было не то чтобы панорамно, но крепость Калемегдан вполне очевидна – до нее недалеко, фашистов там полным-полно. А наши, значит, вот оттуда пробиваются. Тимофей навалился локтями, высунулся подальше, заглянул за выступ…

И тут же спрятался. Однако! Показалось, что ли?

Тимофей высунулся снова, на этот раз держа наготове автомат.

Сидит. Вполне очевидная, только прическа разлохматилась. Похоже, замерзла вусмерть.

Сержант Лавренко осторожно выбрался на крышу: кровля тут была не очень удобна для прогулок – крутовато. Сделал пару шагов и миролюбиво сказал:

– Хорош мерзнуть. Не ворона по крышам отсиживаться.

Ворот пальто был поднят, спиной к трубе прижалась, глазеет безмолвно. Отчасти полковника можно понять: глаза красивые.

– Совсем, что ли, одеревенела? Пошли, мы тебе глоток водки нальем.