Мамалыжный десант

– Личный состав цел, машины – одну побило, другую сделаем. До места доберемся в срок, вы не волнуйтесь. Карту маршрута вы бы отдали на всякий случай, – осторожно намекнул Тимофей.

– Карту? Да, карту! – Лейтенант потянул полевую сумку. – Вы осторожнее, Лавренко, видишь, как получается.

– Да уж, нехорошо. Ну ничего, в госпитале подлечат, живо на ноги встанете. А мы немного вернемся и доберемся как приказано.

– Нет, Лавренко, ты не понимаешь. Я же третий раз на фронте. Первый раз еще в эшелоне зацепило, высадиться не успели. Бомбежка, будь она проклята! Вылечили, на формировку… Я там такую работу в комсомоле вел, у ребят глаза горели! Только полк позиции начал занимать, меня осколком… Да еще в спину! И сейчас… Это же у меня первый полноценный бой был. Один барабан отстрелять успел. И опять…

Лейтенант изнемог от своей горячей речи и неожиданно заплакал.

– Ну что вы, честное слово… – Тимофею стало жутко неловко. – Сделали, что могли.

– Да! Да, что мог, – Саламонов утирал глаза рукавом полушубка, развозя грязь. – Но мало, мало я сделал!

– Так еще наверстаете. Вы бы, товарищ лейтенант, не по комсомольской линии шли, а по военной. Может, больше повезет?

Саламонов кивал, закрыв лицо рукавом, но, наверное, ничего не слышал. Тимофей и сам знал, что говорить бесполезно. Такой уж человек лейтенант. Ему ноги хоть совсем отшибай, в голове все то же останется – вихрь свистящий. Слишком уж разум светлый, тени сомнения в нем совсем не бывает.

– Выздоравливайте. А мне там… к машинам…

Тимофей спрятал карту, пошел между раненых. Смотрели, помалкивали. Только санитар с немецким автоматом на шее кивнул, отзывая в сторону. От санитара попахивало.

– Будешь?

Тимофей глотнул из алюминиевого горлышка. Не спирт, а что-то немецкое. Из негодной фотопленки они пойло гонят, что ли?

– Ох и дурак, а? – кивнул санитар в сторону Саламонова.

– Дурак. Но честный.

– Я и говорю. И как это на свете так дубово и встречно складывается? – Санитар приложился сам. – Не волнуйся, сержант, доставим в лучшем виде. Побило лейтенанта средненько, подлечат, вернут.

Дым слегка поразвеялся. Тимофей спешил к амбар-капониру, размышляя: уцелело ли в «додже» что-то из провизии? Нет, должно уцелеть. Нужно позавтракать или хотя бы пообедать и готовиться в дорогу. Времени не так много, придется далеко возвращаться, крюк солидный…

Но мысли о Саламонове не оставляли. Прав санитар: самая беда с такими людьми. Они дубово-встречные: вреда от них не счесть, но сами они честные и говорят правильные глупости. С дураком-вредителем проще: пресечь бурную деятельность, поставить землю копать или воду носить – вреда будет поменьше. А в крайнем случае можно отправить копать мерзлое и воду из-под льда добывать. Но это с вредителем. А с правильным дураком что делать? Он же не виноват ни в чем и только хорошего хочет, старается изо всех сил. Вон, кровь героически проливает. И как от него увернуться?

Догадывался сержант Лавренко, что даже после войны проблем в стране и мире останется море. Но об этом придется потом думать.

Оперативная группа уже докопалась до «доджа», от сержантской помощи отказалась, намекнув, что начальство должно питанием обеспечивать.

Варил Тимофей концентрат: запас воды имелся, спереть продукты фрицы не успели. Гороховый суп, щедро сдобренный тушенкой, уже вовсю побулькивал. Кашевар одним глазом поглядывал на котел, другим – на карту. Местоположение группы было понятно, но как выбираться, чтобы на немцев не напороться? Разумнее будет к кому-то прицепиться, лучше, конечно, к танкам с десантом. Но они на север идут, а нужно наоборот.

Пообедали усиленно, сготовленного харча и двум приблудившимся связистам хватило. Тимофей не без задней мысли подкормил голодающих: дивизионная связь иной раз побольше офицеров знает об обстановке.

Посоветовались опергруппой – решили «опель-пежо» на буксир взять. «Додж» мощный, упрет, а второй грузовик, если радиатор поменять, станет вполне годный. Радиатор подобрать можно: когда с первым ремонтом возились, убедились. А расшибленные борта и корма – пустяковое дело, неспешно можно будет сделать.

Водители пошли готовить технику, негодный к механике Торчок остался. Живо помыли-прибрали посуду и продукты, и тут Павло Захарович внезапно сказал:

– Тима, я до тебя хочу служебную тайну выдать.

Тимофей удивился:

– Вот на фига мне служебная тайна, Захарыч? Ты бы сказал, как нам к Будапешту по-быстрому и безопасному выйти – вот это я понимаю.

– Отож и так выйдем. Ты, Тимофей, разумный и аккуратный. Вон как мины клал – загляденье! Возрастом сопля, а башкой – сугубо взрослый.

– Спасибо за оценку, Захарыч, но к служебной тайне то отношения не имеет. Тайны – они должны на своих местах ждать, без разглашения.

– Все верно. – Торчок помолчал. – Но нас сегодня вполне могло убить.

– Вот тайна-то! Война же.