Мамалыжный десант

– Сон человеку необходим. Это и с медицинской точки зрения доказано. А так все виноваты. Особенно фашисты. И глупость. Откуда этот Саламонов вообще взялся? Я точно знаю: отбирают же придирчиво. Ничего, разберемся, кто в кадрах такую непростительную ерунду нам нарисовал.

Тимофей вспомнил:

– Я у Павло Захаровича документы забирал, там еще блокнот был. Сейчас принесу.

– Доешь, принесешь. Куда уж нам с его документами торопиться.

– Так точно.

Земляков глянул искоса, но ничего не сказал.

Тимофей выпил вторую кружку, еще послаще, пошел за документами. Тут не удержался, еще раз открыл блокнот с портретами. Было понятно, что рисунки заберут и засекретят, а на себя интересно глянуть…

Молодой. Вот вообще мальчишка. Тимофей Лавренко, боец Красной армии, ощущал себя много взрослее. Наверное, это в самом начале рисовалось, когда только познакомились. Сейчас-то уже опыта больше, и вообще, уже сын растет. Хотя, конечно, глупости. Может, и не весь опыт на физиономии остается? Выглядит Тимофей Артемович вот этак юно, ну и хорошо.

Тимофей, подсвечивая садящимся фонариком, пролистнул остальные рисунки. Да, порядком бойцов по страницам прошло за недолгий век блокнота. Наверное, в пехоте не до рисунков было Торчку. А здесь характеры вон какие. Девушка… понятно кто. Действительно, красивая была эта переведенная сержантка, прямо даже, похоже, чуть приукрашенная. И с нимбом. Наверное, тогда Захарыч еще не до конца богомазные привычки изжил.

Присмотревшись, Тимофей сообразил, что никакого нимба у девушки нет. Ну какие нимбы у сержантов? Не мог Захарыч так куражиться. Просто изображена она на фоне полукруглого окна или какого-то крепостного свода. На остальных портретах фона вообще нет, вот и показалось. Хотя и подшутить мог художник, чувство юмора у Торчка имелось, пусть и своеобразное.

Тимофей выключил окончательно сдохший фонарик и вздохнул. Прямо не верилось, что хриплое «отож» больше никогда не услышишь. Когда же эта проклятая война кончится? Командировочные, наверное, знают. Хотя у них все чуть иначе, но общий-то срок войны…

Вспомнилось, как Захарыч сроки детских рождений высчитывал. Не, так нельзя: какой смысл интересоваться и выспрашивать о конце войны? Всему свое время, забегать наперед незачем. Отдавать нужно блокнот, а жаль: такой бы рисунок в рамку да на стену дома повесить. А то видели сержанта Лавренко только в отпускном, небоевом виде. Э, глупости, конечно.

– О, знакомая канцелярия, – сказал Земляков. – На Херсонесе блокнот попался, я Захарычу для писем отдал. Натуральной телячьей кожи переплет, между прочим.

– Кожа отличная, только Захарыч немного того… нарушал. Видимо, уничтожить придется.

Тимофей передал блокнот-альбом. Старший лейтенант открыл и замер. Медленно листал. Где-то на середине галереи (видимо, знакомых было много) пробормотал:

– Нет, он и нам рисовал по необходимости. С фотоаппаратом вечно что-то… Но там было добротно, правильно… здесь же совсем иное. Какой талант, а?

– Мне себя, в смысле, где я нарисован, забрать нельзя? Я же не очень секретный, а рисунки все одно ликвидировать будете, – не удержался сержант Лавренко.

– Нет, Тима, наверное, нельзя. Да и куда ты рисунок денешь? У тебя и планшетки нет, затрется мигом. Но я тебе копию сделаю. Такое вполне возможно, я полагаю. А блокнот мы уничтожать не станем. Я сдам, куда следует, а после войны пригодится.

– Вот это хорошо будет. Может, на выставку в части, на какую-то Доску почета пойдет. В смысле, меня не нужно на Доску, но там же и погибшие есть.

– Я понял. Тут, главное, сохранить, а там видно будет. Давай-ка…

Тимофей помог уложить блокнот в пакет, Земляков тщательно опечатал сургучом.

– М-да, трудно поверить, что и Павло Захаровича нет, – вздохнул Земляков. – Совсем уж неожиданно получилось. Все же рассчитано было, по маршруту шли почти безопасному. Это, конечно, Венгрия, тут всякое может быть. Но все равно… Я же ему приветы должен был передать, всякое разное…

– От Марины, наверное, письмо было? – спросил Тимофей, внутренне холодея.

Земляков глянул прямо в глаза:

– Поговорили, значит, с Павло Захаровичем?

– Я, товарищ старший лейтенант, не особо контрразведчик и игры вести не умею.

– Угу, не умеешь. Учишься быстро. Только тут что нам играть. Знаешь и знаешь, болтать не станешь. У нас вон работы полно, только отсутствие переводчика-венгра и сдерживает. Остальное после Победы проясним. Ставь-ка лучше чай, у меня еще список на сотню фамилий. – Земляков нехорошо глянул на документы.

– Что, чай, и все? – мрачно спросил Тимофей.

– Нет, можно с галетами. Там есть, не особенно деревянные. А чего еще, Тима? Полагаешь, я тебя сейчас коварно зачищу выстрелами из бесшумного пистолета? Или в чай яду сыпану?

– Не, яд не надо, – запротестовал Тимофей. – Может, я подписать неразглашение должен или под перевод из группы попадаю?