Мамалыжный десант

– Документы и чертежи чрезвычайной важности, – подчеркнул капитан Жор. – Есть подозрение, что этот архив может погибнуть: сгореть или еще как-то его уничтожат. Работать предстоит быстро; если найдем, что намечено, срочно загоняем машину в заводской двор и загружаем.

– Работать будем двумя машинами: это не тот момент, чтобы технику жалеть, – продолжил Земляков. – Задача саперов – проверить зону работ на предмет мин, потом подготовить подъезд техники. На первом этапе помогут полковые саперы – договоренность есть, ворота и подъезд они осмотрят. На заводе работаем уже сами, малыми силами.

Сапер Николай кашлянул:

– Вопрос можно?

– Само собой, для этого и обсуждаем, – пояснил Земляков.

– А там что, серьезно заминировано? Или охрана эсэсовская? Я к тому, что завод-то не особо большой. Чего там этакого, если по карте три цеха, заводоуправление да склады или что-то вроде них, – показал на карту сапер.

– Это он на плане небольшим кажется. Этажи вниз идут, – пояснил старший лейтенант. – Насчет минирования сведений нет. Собственно штурм в нашу задачу не входит. Выбивать противника будет стрелковый батальон – мы у них гостили, взаимодействие наладили, комбат с опытом, бойцов у него негусто, но толковые, артиллерийской поддержки хватает. Собственно, сами заводские строения в узел обороны фрицев включены лишь краем – вот здесь и здесь они крепко держатся. Мы идем сразу за нашей пехотой, в бой не ввязываемся; как с угла завода фрицев выбьют, сразу занимаемся делом. Полноценной обороны на самом заводе быть не должно. Может, кто-то случайный из немцев или салашистов задержится, этого исключать нельзя. Так что осторожно, но быстро спускаемся вниз и ищем.

– А сколько же там этажей? – не без тревоги поинтересовался Жора.

– Сведений нет. Но вряд ли больше трех в минус. Река недалеко, затапливала бы, – пояснил Земляков. – Саперы и боевое прикрытие (это старший лейтенант Иванов и сержант Лавренко) обеспечивают проход, на месте выставляют охрану и наблюдение. Далее товарищ капитан, товарищ Лабодской, ну, и я работаем. Да, все присматриваем за Егором Дмитриевичем, он все же большого опыта штурмовых и следственных действий не имеет.

Переводчик закряхтел:

– Верно. Вот возраст я имею. Но постараюсь соответствовать.

– Все постараемся. – Земляков взглянул на сержанта: – Тима, противогазы, каски, наколенники и кирасы в обязательном порядке. Не растеряли имущество?

– Все готово, – заверил Тимофей.

– Не забываем надевать и иметь при себе. Смысл в этом есть. Водителей тоже касается.

– Я, если в каске, головой в кабине упираюсь, – попытался отвертеться Сашка.

– Перетерпишь, – однозначно сообщил Земляков. – Там не сто верст ехать. Бронетранспортер нам не выделили, приходится личными панцирями обходиться. Инструктора политотдела у нас тоже нет, потому говорю кратко и лаконично: товарищи, это ответственный момент, Родина на нас очень надеется.

Тимофей вышел раздавать дополнительное снаряжение. Последние слова старшего лейтенанта внезапно произвели впечатление. Если уж Земляков так формулирует… Не в привычках старлея впустую комиссарить, это все бойцы знают.

Лишнее имущество с машин было снято – еще накануне сдали в штаб связи под опечатанное хранение. На улице было темно, стоял морозец, похрустывал свежий снег под сапогами, от капотов заведенных машин шло тепло. Отягощенные не очень привычными кирасами-жилетами саперы загружали свое минно-противоминное хозяйство.

– И вправду как черепаха, – пыхтел Жора.

Тимофей помог поднять мешки с шашками. К машине подошел Иванов.

– Готовы? Идем головной, Тима, будь настороже.

Вырулили на улицу. Машины осторожно объезжали остатки баррикады. Тимофей сидел на свежесколоченной лавке в кузове «опель-пежо» и размышлял над тем, что нужно было найти доску пошире. Не, это нервы, нормальное же сиденье. Впереди шла перестрелка, немцы кидали снаряды, видимо, из-за Дуная – вразброс громыхало. Уже начал проявляться серый и дымный январский рассвет. Тимофей держал наготове автомат, следил за верхними окнами домов.

Солнце осветило горизонт.
Утро оборвало мой сладкий сон,
Ощутил годам урон.
Словно в первый раз я увидел свет.
Словно в первый раз я был им согрет![56]

—

улыбаясь, неожиданно пропел-продекламировал Иванов.

– Это чего? – с любопытством спросил сапер Жора. – Небось Есенин?

– Почти. Но не он. Просто утренняя песня.

Я рукой нащупал свой карман,
Он мне намекнул, что я буду пьян.
Говорит мне: «День держись, братан!
Лучше протирай стакан!» —

продолжил бодрящий стих старший лейтенант.

Саперы засмеялись, Тимофей тоже улыбнулся. Песенка была хулиганской, наверняка дореволюционной.

– Чего ржете? – усмехнулся Иванов. – Да, песня политически сомнительная, зато оптимистичная. Не удержался я чего-то, забудьте. Мне вообще не положено петь, эх, совсем опозорился.