Мамалыжный десант

– Похоже на то, – согласился Сергеев, ставший некоторым экспертом по дорогам у Прахово. – Но я, мужики, не совсем понимаю: а что нам толку в тех парашютах? Разве что местным гражданкам отдать, в благодарность. Кормят-то нас ого как.

– С парашютами могут быть всякие упаковки и укупорки, а на них – опознавательные знаки. Нас учили каждую мелочь собирать и осматривать, – пояснил Тимофей.

– Они могли не прыгать, а приземляться на джедрилице. Как это… планерах! – вдруг сказал Сречко. – У бошей есть такие. Бесшумные и точно садятся.

Это было несколько неожиданно. Про диверсионные планеры остальным бойцам группы слышать не приходилось.

– Это как же? – удивился Торчок. – Он же без динамы. Сядет, а потом шо?

– Потом они выбегают и идут в напад с пулеметами, – пояснил югослав. – Трусливых эсэсов в десантники не берут.

– А я вообще планеры только в Доме пионеров видел, – признался Сергеев. – Неужели в них целую банду фрицев запихать можно?

– С планером – это лишь один из вариантов. Но если его учитывать, то вот отсюда поиски нужно начинать, – указал на карте Тимофей. – Тут что-то вроде лощинки, относительно плоской. Наверное, в нее сесть можно. Съездим, осмотрим. Только я сейчас фрица до ветру отведу.

Водить пленного в сортир контрразведчики не любили. Фриц даже в штанах со срезанными пуговицами норовил наглость показать. Всякие воздействия по загривку и тыльным частям тела воспринимал с нордической стойкостью. С сержантом Лавренко был, правда, поскромнее: то точное и внезапное касание прикладом его нордичность превозмогло.

Павло Захарович остался для охраны вещественных доказательств и пленного – пока только это и являлось единственно ценной добычей остатков опергруппы.

«Додж», выбираясь на простор, катил по узким улочкам.

– А ты вообще откуда про планеры и парашютистов знаешь? – спросил Тимофей у югославского проводника. – Доводилось сталкиваться?

– Ого! Как мы весной с ними сцепились! Они прямо с неба – и на наш штаб. Прямо батальонами сыпались.

– На штаб отряда? – удивился, крутя баранку, Норыч. – Видно, здорово вы им досадили?

– Что ты, брат, боши Верховный штаб атаковали. Самого маршала хотели захватить! Я тогда туда на школу пришел и в самый раз угодил. Это в Дрваре случилось…

– Надо же. Давай-ка ты потом расскажешь, пусть и Захарыч послушает. Мы про парашютистов почти ничего и не знаем. А сейчас не отвлекаемся, а то поворот проскочим, – предупредил Тимофей.

Поворот, и правда, был того… двукозлиная тропа, а не поворот. «Додж» взобрался повыше, повернул от реки, и тут контрразведчики увидели бегущих навстречу парней-югославов – один размахивал винтовкой…

Планеров оказалось два. Лежали почти открыто, кое-как замаскированные ветками. Длиннокрылые, с распорками и угловатыми фюзеляжами. Черт его знает, как летают, но сразу видно, что аппараты откровенно гадские, вражеские.

Тимофей залез в один из планеров. Жесткие сиденья, штурвал у пилота и на штурвал-то не похож. Патроны автоматные второпях рассыпаны. Ничего особо интересного, да и понятно: кто секретные документы так запросто позабудет?

Смершевцы пожали руки гордым подпольщикам. Что и говорить, молодцы хлопцы, нащупали вражий транспорт мгновенно.

– Добро, войинци. Теперь ищем. В смысле, тражим.

Поиски особых результатов не дали. Нашли неплохой, наверное, парашютный, складной нож, отдали парням. Клочки окровавленных бинтов – это еще при посадке кто-то из фрицев нос себе расквасил или еще какое ранение получил. Были находки и интереснее: газету нашли, судя по дате, свежую, и какие-то листы в планере – похоже, забытая техническая инструкция. Возможно, специалист со знанием немецкого что-то из этих бумаг и выжмет.

Обратно ехали с югославами, те планировали организовать облаву на удравших парашютистов. Дело хорошее, но малообещающее. Фрицы тренированные, и если кто имелся, кроме корректировщика, уже драпанул. Сплошной линии фронта нет, как пить дать ушли.

Оставалось ждать приказа или какого-то начальства. Сречко организовал: выкупались в странноватой бане-мойке, веселые хозяйки постирали форму. Остатки оперативной группы сидели под навесом в накинутых на белье телогрейках. Хозяин дома принес бутыль с вином, тут же подошел сосед с другим солидным сосудом.

– Да хорош нам уже, наверное. – Тимофей неуверенно посмотрел на Торчка.

– Отож шо на меня смотреть? – возмутился Павло Захарович. – Ты сержант, я сержант, оба сознательные. Никанорыч у нас спокойный до спиртного, Сречко к местному меню привычный.

– Ну да. Значит, по стаканчику, и все, – согласился Тимофей.

Все закивали и принялись разливать.

Под некрепкое вино и бутерброды с острым айваром[30] беседовали о прошедших событиях и ходе расследования.

– Надо было и того корректировщика брать, – сожалел Тимофей. – Два языка – это не один. Развести, допросить по отдельности, сличить, что наболтали…

– Да как того поймаешь? Тьмы же. Нырнул – и нет его, пацови[31], – ругался Сречко. – Ты и так по дереву прыгал, я думал, сорвешься, разобьешься.