Маме – мечтательнице, как я (ЛП)

Эмерсон никогда не любила Китса только потому, что верила, что свидания с парнем, знающим, что он симпатичный, это как отдать свое сердце всей команде по регби.

Я защищала его, уверяя ее, что он терпеть не мог девчонок, бросающихся размять ему плечи в холле. Они могли караулить его у шкафчика, сидеть рядом с ним в классе, но Китса это не интересовало.

Оказалось, я зря все отрицала, когда я обнаружила своего «незаинтересованного» парня, которого от следующей фазы с «ней» отделяли пара клочков одежды. Что было самым отстойным, так это то, что девушка, которую я поймала, когда она терлась об него, была не из тех, о ком можно было сразу подумать, как об охотнице на чужих парней. Она была со мной в команде по легкой атлетике, хорошо училась. Ее любили и уважали все на Северном берегу. Было бы легче ненавидеть их обоих, если бы они имели репутацию лузеров. Но ни она, ни он таковыми не были.

Конечно, осознание этого заставило меня делать то же, что и все остальные девчонки: полторы недели я анализировала, что же произошло. Во мне ли дело? Или в ней? А, может, в нем? Было ли у нее что–то, чего у меня не было? Чувствовал ли он к ней то, что не чувствовал ко мне? Было ли причиной то, что я ему ничего не позволяла, и определенная часть его тела, по мнению Китса, давно могла увянуть, если бы он ждал еще дольше? Если бы зацикливание на одном событии стало бы видом спорта в старшей школе, то я бы стала капитаном команды и лидером на чемпионате штата.

У «нее», конечно, было имя, но я больше не произнесу его вслух снова. Она целовала парня хорошей подруги. И да, это автоматически перенесло ее в зону мертвых для меня людей.

«Хорошая девочка, – ответила Эмерсон, – Кстати, без тебя мое лето проходит просто отстойно».

По новой стратегии, что я придумала пару месяцев назад, я дала себе установку не улыбаться при родителях. Я не хотела, чтоб они подумали, что я счастлива в их присутствии. И уж точно, я не желала, чтобы они считали мое поведение проявлением радостного возбуждения от предстоящих летних каникул. Я периодически отступала от этого принципа, когда Гарри был рядом. Я не хотела, чтобы моя злость на них отражалась на нем.

Но, читая смс Эмерсон, я позволила себе улыбнуться.

«Мое тоже», – напечатала я, задержав дыхание, когда сообщение отправилось не сразу.

Мы ехали вперед по наклонной гравийной дороге. Тут уместилась бы только одна машина, и это заставило меня задуматься, есть ли тут другой спуск. Я бы хотела найти его и использовать. Через четыре месяца мне восемнадцать, я стану взрослой по закону. А родители все еще относились ко мне, как к ребенку, притащив сюда.

Телефон завибрировал в руке.

«Что у тебя там с семьей?»

Я огляделась и насупилась.

«А ты как думаешь?»

«Скоро все наладится»

Я заёрзала на сидении.

«Хуже уже некуда».

Эмерсон ответила через пять секунд. Ее сообщения поразили бы других подростков.

«Ты говорила с ними сама знаешь о чем?»

Я сжала руки в кулаки так, что мои костяшки побелели. С трудом разомкнув пальцы, я ей ответила:

«Нет. Не знаю, как начать этот разговор».

«Как насчет: Эй, мам, пап, что за извещение о выселении, что я нашла в куче неоплаченных счетов?»

Я тяжело сглотнула, пока набирала ответ.

«Ах, я бы хотела отрицать все так же, как и они».

Я взглянула на Гарри: он опустил голову на подголовник и прикрыл глаза.

Когда отец посмотрел в зеркало заднего вида, я случайно поймала его взгляд. Я вернулась к созерцанию природы, стараясь не корчить лицо. Мне уже поднадоели деревья вокруг. И как я собиралась провести 10 недель в их окружении и не сойти с ума? Скорее озоновый слой восстановится благодаря клеевому пистолету и пищевой пленке.

Телефон снова зажужжал.

«Тебе следует поговорить с ними об этом».

Я начала постукивать ногой.

«Это им следует поговорить со мной».

«Хорошо. Кто–то из вас должен это сделать».

Я ничего не ответила. Была слишком занята, отвлекая себя, чтобы не ударить кулаком по стеклу.

Отец потерял работу два года назад. Я понимала, как трудно это было для него. Но вместо того, чтобы собраться и взять волю в кулак, он решил пустить все на самотек. Отец все еще не нашел работу, деньги были на исходе, с матерью он общался лишь взглядами и криками, а теперь еще и это извещение о выселении.

Он потерял не только работу, но и все остальное из–за своего поведения.

Маму, в том числе. Однажды он был для меня героем. Сейчас же он едва занимал место в массовке моей жизни.

Единственная причина, по которой мы могли позволить себе этот отпуск, это то, что владельцем был старый друг отца. Он сделал нам скидку как друзьям, что означало, как я узнала позже, бесплатный отдых. Так что, да, мы не платили ни копейки. Наш домик был уже старым и больше не арендовался. Я как–то не хотела чувствовать себя объектом благотворительности.

Поэтому, да. Проблемы с доверием. Они у меня были. И весьма основательные. Побочный эффект вранья со стороны самых важных людей.