Мамин-Сибиряк

Изменения в «настроении» в совокупности с внеклассными прегрешениями не прошли незамеченными. «Постепенный умственный рост и неуклонное нравственное падение» — такова характеристика Мамину, данная начальством в официальных документах.

Действительно, учился Дмитрий с нарастающим успехом. Если первый год он закончил со средним баллом «тройка», чем привел в уныние висимский дом, то второй класс проходит успешнее — с оценкой «четыре», а последний четвертый год обучения — со средним высшим баллом — «пять». Но в «Разрядном списке», отмечающем поведение воспитанника в целом, он занимает места все ниже и ниже — четвертое, восьмое, девятое.

На фоне общей семинарской пореформенной картины, когда заметно упала успеваемость, успехи Дмитрия выглядели почти блестяще. Например, в первом классе (год ввода реформы) из 116 учеников, в числе которых был Мамин, 60 оставлено на второй год и семь отчислено за неуспеваемость. А полный шестилетний курс обучения закончили без задержек только 19 учащихся, то есть 16 процентов. За профилактическую реформу надо было платить, и заплатили те, для кого она вводилась, — основная масса. Вольные ветры не только освежали головы, но и похмельно кружили их. Возрастная ломка характера тоже немало способствовала этому.

Всем увлечениям семинарской поры — хорошим и дурным — Дмитрий отдал положенную дань, чтобы потом всю свою трудную и переменчивую жизнь оставаться самим собой.

2

Родная семинария, согласно модному поветрию, была выругана Маминым изрядно. Об этом красноречиво говорят письма в Висим. А пермским соученикам своим он запомнился другим.

Е. В. Бирюков после смерти писателя свидетельствовал: «В продолжение всего семинарского курса он постоянно шел в числе первых учеников, поведения был всегда отличного (не начальство, а однокашник оценивал. — Н. С.), обладал недюжинными способностями, феноменальной памятью, завидным прилежанием…»

П. Н. Серебренников, который вместе с Маминым снимал комнату и близко наблюдавший его, впоследствии ставший хорошим врачом и общественником, авторитетно и веско свидетельствовал: «…Семидесятые годы прошлого столетия являются самым цветущим периодом в истории пермской семинарии…

…Я думаю, что основы умственного и нравственного миросозерцания его, то есть Мамина, были заложены еще здесь, в семинарии, благодаря тем довольно благоприятным условиям, которые характеризуют эти годы».

Наконец, весьма красноречива оценка самого писателя, данная им семинарским годам уже на склоне лет. Он, по словам Ф. Ф. Фидлера, говорил: «В семинарии я получил прекрасное образование. Очень хорошо преподавались философия, удовлетворительно — математика и древние языки и совсем плохо — новые».

Пермской семинарии посчастливилось: она имела немало прекрасных педагогов. В шестидесятые годы (люди и движения тех лет для Дмитрия Наркисовича на всю жизнь останутся незабвенными и святыми) таковыми были А. Н. Моригеровский, А. Г. Воскресенский, А. И. Иконников. В маминскую пору особенно выделялись, как личности и превосходные знатоки предмета, преподаватель математики Николай Павлович Бакланов и словесник Иван Ефимович Соколов.

В третьем классе, когда увлечение естествознанием было повальным, Дмитрий очень плотно занялся химией. Вместе с новым своим товарищем Иваном Пономаревым (впоследствии тот стал богатым человеком и на свои деньги издал первую книгу Дмитрия Наркисовича) они штудировали учебники и книги, которые им доставал Бакланов. Особенно внимательно «Книгу природы» Шодлера, в которой давались описания различных химических опытов. Добывали кислород для самодельной горелки, в фарфоровых плошках что-то смешивали и получали порох, которым хоть патроны набивай. Квартира, ими занятая, вся пропахла серным дымом, полы были прожжены кислотами, и не раз возникала опасность пожара. Наверное, хозяин дома, где трудились химики, был необоримо любознателен и за удовольствия редкостных зрелищ все прощал.