Мамина дочка

В день операции с раннего утра я рвалась в больницу. Но меня туда не пустили, сначала Нинка, а потом на помощь ей пришел дядя Саша. Ума не приложу, когда они успели познакомиться. Хорошие люди быстро находят общий язык. Они на пару развлекали и отвлекали меня, пока не позвонил Леонид Анатольевич. Он сообщил, что операция прошла успешно и прогноз у него пока благополучный. Приходить не надо: мама до завтра пробудет в реанимации. Впервые за бесконечно долгий срок я почувствовала себя счастливой.

Я заглянула в мамину палату. Ее соседку уже успели перевести куда-то, а возможно, и выписать домой. После операции прошла неделя, мама прогуливалась по коридору и мечтала о скорой выписке. Я снова стала ходить в институт: всего ничего оставалось до диплома.

На этот раз в палате мама была не одна. Напротив, на соседней койке, сидел доктор Левитин. В этом не было бы ничего необычного, если бы не мамино лицо. Она сидела закусив губу, как в минуту крайней растерянности, взгляд ее нервно блуждал по облупленным стенам палаты. Заметив меня, мама улыбнулась натянуто и громко произнесла:

— Леонид Анатольевич, тут ко мне дочка пришла. Главврач тоже обернулся и посмотрел на меня. Сказал, исключив из своего голоса всякое выражение:

— Что ж, очень хорошо, что дочка, — и начал собирать с покрывала какие-то бумаги и диаграммы.

— Если вы разговариваете, могу подождать в коридоре. — Я сделала шаг назад.

Но они оба как-то очень бурно воспротивились этому. Левитин громко заверил меня и маму, что его давно ждут на консилиуме. Когда он проходил мимо, я ощутила на себе его внимательный, словно вопрошающий взгляд.

— Мама, у тебя все в порядке? — приступила я к матери.

— Конечно, — бодро объявила она. — С завтрашнего дня начну совершать пешие прогулки по больничному дворику.

— Леонид Анатольевич ничем тебя не огорчил? Может, результаты анализов не очень хорошие?

Мама погрозила мне пальцем:

— Не пугай меня, дочка. С моими анализами все в полном порядке.

Больше я вопросов не задавала. Но на сердце словно накинули железную удавку. С того самого момента я стала подозревать, что операция не принесла нужных результатов.

На следующий день мы с мамой гуляли по коридору. Сперва хотели выйти на улицу, но там разыгралась такая метель, что я с трудом добрела до больничного корпуса. Мама раздражалась, когда я время от времени пыталась поддержать ее под локоть, поэтому опережала меня шага на два. Она первая достигла больничного холла и вдруг резко повернулась на месте и приказала мне:

— Идем в обратную сторону.

Но я успела выглянуть в холл. Ничего особенно там не наблюдалось, только доктор Левитин о чем-то беседовал с сестрой-хозяйкой. Я лишний раз убедилась в том, что мама всячески препятствует нашим встречам. Как будто боится, что главврач скажет о чем-то, о чем мне лучше не знать.

Через пару дней мы с Нинкой сидели вечером на ее маленькой кухне. Вернее, сидела я, а Нинка металась между плитой и столом, что-то жарила, убирала, переставляла. Ее хозяйственные навыки за последнее время претерпели качественное изменение. Лицо ее сияло, и едва ли это радостное оживление было связано со мной: за последний час я не произнесла ни слова.

— Давай колись, Нинка, — не выдержала я. — Что у тебя хорошего?

— Я выхожу замуж, — не стала темнить Нинка. — Помнишь, я тебе рассказывала про парня с младшего курса? Так вот, в последнее время он ужасно активизировался. Наверное, испугался, что я закончу институт и исчезну в неизвестном направлении. А вчера мы с ним ездили в Пушкин, бродили, валялись в снегу, а потом он сделал мне предложение. Родители, конечно, в трауре. Но против не выступают, хотят сперва познакомиться с потенциальным зятем.

— Нинка! — ахнула я. — Вот надо же! А ты его любишь?

— Люблю, — твердо ответила Нинка. — Я ведь первая на него взгляд положила. Еще на втором курсе. И вот впервые у меня совпало.

— Это твоя первая любовь? — Я вспомнила, что никогда в прежние годы Нинка не рассказывала мне о своих симпатиях.

— Да что ты? — всплеснула руками Нинка. — То есть по ощущениям — первая. А де-факто — на третий десяток перевалило.

— Ты никогда мне в школе не говорила, чтобы тебе нравился какой-нибудь мальчик.

— Я стеснялась, — призналась подруга. — Они ведь на меня никакого внимания не обращали, никто и никогда. А то и хуже бывало. Вот, например, была я в школе влюблена в математика…

— В Марка?

— Да ты что?! — Нинкины щеки сделались свекольного цвета, она в ужасе замахала на меня руками. — Нет, после Марка Леонидовича у нас ведь тоже был математик-мужчина. Лет тридцати, но такой бледный, худой, сердечник. Даже наши учительницы на него не позарились. Если в классе случался какой-нибудь кипеж, он немедленно начинал глотать таблетки. Так вот, меня угораздило в него влюбиться.

— Наверное, ты его пожалела.

— Не знаю, но по ощущениям сильно походило на любовь. Так вот, каждый день после уроков я ходила провожать его до дома. Боялась, вдруг ему станет плохо по дороге. Но дома его никто не ждал, вот он и шел в наш лесопарк, бродил там, иногда даже обедал на скамеечке. А я пряталась в кустах.