Мамино пальто

– Павел Витальевич, не могли бы вы принести мне папку на моем столе в комнате? Она там одна, вы не перепутаете. Я буду делать это очень долго и задержу вас.

– Конечно. Я еще хочу сказать кое-что – мой визит это не стремление вас унизить или еще что-нибудь в этом роде. Единственная цель – разобраться.

Пока Павел Витальевич отсутствовал, я пытался разобраться. Но никак не мог. Я не мог перепутать время, и додумать то, чего в материале не было! Это нонсенс!

Когда редактор вернулся и вручил мне папку, зазвонил телефон. Он теперь лежал в кармашке на коляске. Коляску мне выделило государство, бесплатно. Громоздкий, неповоротливый сундук на колесах. Но – спасибо, без него я бы не смог передвигаться вообще.

Звонила подруга мамы, которая получила сообщение на автоответчик.

– Клавдия Степановна, это правда. Я не стал бы вас разыгрывать, поверьте мне. Похороны мамы послезавтра, в час дня. В похоронной зале около кладбища, знаете этот зал? Да, в котором мы прощались с вашим мужем. Там же. Спасибо, мне тоже очень жаль.

Я повесил трубку и положил ее под плед, на колени. Звонков еще будет много, а тянутся не сподручно.

– Василий, у вас умерла мама?

– Да, вчера.

– Мои соболезнования, Василий, самые искренние!..

– Спасибо.

Он залез в карман пиджака и достал бумажник.

– Пожалуйста, не сочтите за грубость, но мне не нужны ваши деньги, – сказа я. – Более того, если вы правы и в моем переводе такая грубая ошибка, я верну вам гонорары.

– Нет, я не за этим пришел.

– Тут не о чем дискутировать. Вы не против, я проверю?

– Конечно.

Я раскрыл папку и достал черновики статьи и распечатку текста, который напечатан в журнале. Нашел то место, о котором говорил редактор и прочитал.

Рукопись:

Фонд помощи призывает всех неравнодушных ознакомиться с подробным отчетом на сайте фонда о делах Г. и П. и попытаться помочь им – внести небольшое пожертвование, которое пойдет на открытие судебного процесса по проверке приговоров в Европейском суде по правам человека.

Журнал:

Фонд помощи призывает всех неравнодушных ознакомиться с подробным отчетом на сайте фонда о делах Г. и П. и попытаться помочь им – внести небольшое пожертвование, которое пойдет на похороны казненных и открытие судебного процесса по проверке приговоров в Европейском суде по правам человека.

– Это не мой перевод, Павел Витальевич, – сказал я.

– Как не ваш?

– Вот так, не мой.

– Но в журнале точная копия вашего перевода. Смотрите, у меня ваш перевод с собой, здесь стоит ваша подпись.

Он указал на правый нижний угол страницы. Там действительно стояла моя подпись. Я вспомнил тот день. Мне было плохо, Сергей Андреевич вызвал мне такси, и сказал, что ничего страшного не произойдет, если я подпишу чистые листы, на которых позже напечатают текст. Я согласился, подписал их и уехал домой.

– Почему у вас рукописный текст? Вы сначала переводите на бумаге, а потом перепечатываете?

– Нет, я сдаю в рукописном переводе. У меня, к сожалению, нет компьютера. Я ведь сдал первый текст вам в рукописи, помните?

– Но Сергей Андреевич сказал, что эта рукопись, с вашей подписью, – оригинал, – настаивал Павел Витальевич.

– Нет, это перепечатка с оригинала. Оригинал бы написан моей рукой на серых листах. Черными чернилами. Пара клякс, простите за них.

Редактор читал текст черновика и сравнивал с «оригиналом». Когда он закончил, то сказал:

– Я разберусь в этом. Очень сожалею вашей потери, и еще раз предлагаю свою искреннюю помощь.

– Спасибо, но я справлюсь. Если вам не сложно, сообщите мне, когда все станет известно. Можно просто позвонить, не обязательно тратить время на визит.

Похороны прошли хорошо. Тепло и грустно. Было много приятных слов, греющих душу. Я в последний раз посмотрел на маму и поцеловал ее в щечку. Она выглядела умиротворенной. Я знал, что скоро мы с ней увидимся – она обязательно навестит меня в ближайших снах. И мне придется объяснить ей свой сегодняшний поступок.

Дядя Яков ездит чрезвычайно не аккуратно. Может быть, от того, что он слеп как курица ночью и страдает расстройством желудка, от которого теряется пространственная ориентация или еще черт знает чем, но когда его старенький фургон подъехал к магазину, где я купил маме пальто, я готов был выбежать сам, без коляски. Он помог мне выбраться из машины и вкатил в магазин. Мы подъехали к прилавку и я сказал:

– Три недели назад я покупал у вас пальто для своей мамы. Я бы хотел его вернуть.

– Почему? Оно пришло в негодность? – удивилась продавец.

– Нет, с пальто все в порядке. Но я хочу его вернуть.