Наши знакомые немцы с Украины держались сплочённой группой: Веснеры, Дрегеры, Анкерштейны, всех и не упомнишь. Всего семей двадцать. Они были не просто знакомы, у них у всех были какие-то дальние и не очень дальние родственные связи. И с нашей бабушкой Магдаленой. При первом же общении с советскими властями стало понятно, что ничего хорошего ждать не приходиться. Их переводили из лагеря в лагерь, охрана не везде была поставлена должным образом (или где-то вообще не было), а граница советской зоны была совсем рядом. Всем большим коллективом решили ночью уйти на запад. Вместе с детьми, стариками они прошли какое-то немалое расстояние. Наша бабушка не выдержала нагрузки этого марш-броска, она села прямо на землю: "Я дальше не могу идти". У бабушки были больные ноги. Ладно, наша семья, маме не оставалось выбора. Но по остальным семьям, решение, которое лежит за пределами рациональности: они вернулись все.
В конце лета, всех отправили поездами, товарняками (как какое-то имущество) на Урал, на Родину. Долгая дорога, бесконечные пересадки. Вагоны выделяли, какие попадались. Часто это были вагоны для перевозки скота. Хорошо, если после перевозки лошадей: можно было почистить вагоны, и запах довольно быстро выветривался. Плохо, если попадались вагоны после перевозки свиней. Их чистили, но едкий запах оставался. Прямо в вагонах сами складывали печки из кирпича, возле которых грелись, кипятили воду, готовили еду. Проблема достать еды, элементарных предметов обихода.
Во время одного из переездов была короткая остановка поезда. Вагон, скорее всего, не был предназначен для перевозки людей: выход из вагона был только на одну сторону. Мама вышла с чайником - надо было набрать воды для питья. В те времена на перронах, на платформах были водопроводные колонки. Мама искала воду, её нигде не было. Колонка оказалась на платформе с другой стороны вагона. Пока она оббежала поезд, стала в очередь за водой, поезд тронулся. Она побежала к концу поезда, перебежала на "свою" платформу. Надо было догнать уходящий поезд, на ходу вскочить в вагон. Но таких людей было много, в последний вагон набилось полно нарду. Мама ухватилась левой рукой за поручень, но стать хотя бы одной ногой на ступеньку было некуда, всё было забито людьми. Тамбур и вагон целиком были забиты, люди не смогли пройти внутрь вагона, протолкнуться вперёд. Мама просунула руку под поручень и провисела так на поручне до следующей остановки.
Мой старший сын убедил меня, что мысль - материальна. Во время учёбы в университете, когда нас перевели в новый учебный корпус, а жили мы ещё в старой общаге, на занятия чаще ходили пешком через парк, минут тридцать неспешным шагом. Троллейбусом можно было подъехать одну или две остановки, а потом полдороги пешком. Однажды, я шёл и рядом, как бы приглашая, остановился троллейбус. Я подбежал пару метров, ухватился за поручень посередине ступенек, и троллейбус тронулся, Точнее, он тронулся ещё раньше, до того, как я ухватился за поручень. По инерции прыжка ноги пошли вперёд, но места на ступеньках не оказалось: стояли пассажиры. Ноги упёрлись в край ступенек. Мелькнула мысль "Сейчас упаду", и тут же ноги соскользнули с ненадёжной опоры. Нет, ничего страшного не произошло: упал, ударился коленками, сразу же встал. Если бы не подумал, мог бы и удержаться, и люди бы подвинулись. Но мысль промелькнула. Троллейбус остановился, наверное, водитель смотрел в зеркало заднего вида. Я махнул рукой, мол, езжай.
Мама и в мыслях не могла подумать, что она не удержится: в поезде остались четверо детей с больной бабушкой. Шансов их догнать, разыскать в то тяжёлое послевоенное время, практически не было. Нельзя было отстать от поезда. После этого у мамы левая рука нормально уже не функционировала.
Урал.
Их, советских немцев, привезли в Свердловскую область, где-то выгрузили на перроне. Ничего не объясняли, ничего не объявляли. Им присудили десять лет поселения без права выезда. Без вины виноватые, точнее, виноватые в том, что родились немцами, что оказались на оккупированной территории, что их вывезли в Германию. Впрочем, они были такими же виноватыми, как и миллионы русских, украинцев и людей других национальностей, кто оказался под немцами, и пытался как-то выжить, раздобыть себе кусок хлеба, а не сдох. Как сотни тысяч украинских юношей и девушек, которых вывезли на работы в Германию. Родина-Мать отнеслась к ним, как мачеха: все были виноваты.