Мамины субботы

— До сих пор меня не волновало то, что я могу попасть в строительный батальон, но теперь я не хотел бы уезжать из Сталинабада. — Так Миша дает понять Лидии, что любит ее. — И все-таки билеты лучше держите у себя. — Он снова смеется мне в глаза своим деланным смехом. — Если меня мобилизуют, пойдете четырнадцатого апреля с Лидочкой и ее подругой.

— Милый мой мальчик! — Лидия гладит Мишу по лицу.

Я вижу, что парочка слишком занята собой, и отворачиваюсь. Буду смотреть на публику, выходящую из театра. Но люди еще далеко от нас, у городского парка. По пустому тротуару за нами прыгает карлик-инвалид — голова и половина безногого тела. В городе сухо, и вместо костылей он использует руки, проворно опирается на них и движется тихо, словно подкрадываясь. Я уступаю ему дорогу, а Миша и Лидия, в обнимку идущие впереди, не замечают его. Калека, привыкший к тому, что его видят и пропускают, быстро добирается до ног парочки, правой рукой отпихивает Мишу, левой — Лидию и проскальзывает между ними. Слышится испуганный крик Лидии. Инвалид поворачивает голову, смеется, обнажая белые, чуть ли не сверкающие в темноте зубы, и катится вперед, не говоря ни слова, словно своим молчанием хочет нагнать еще больше страху.

— Чего ты так испугалась, Лидочка? Разве тебе в новинку инвалиды? — успокаивает ее Миша.

— Он выскочил так неожиданно, — слабым голосом отвечает Лидия. — Мне показалось, что катится одна голова без тела.

Мы пошли быстрее и через пару минут оказались на деревянном мостике на углу, где Ленинскую пересекала другая улица. Ехал большой грузовик. Мы остановились подождать, пока он проедет. Ближе всех к грузовику был я, Лидия стояла в середине, а позади нее — Миша.

Вдруг машина, вместо того чтобы держаться середины моста, заехала своим темным передом на тротуар — и я взмыл в воздух, как на качелях, легко взлетел и тяжело упал. Ударил правое колено, но сразу же вскочил. «Неужели жив?!» — подумал я со странным спокойствием. Правая брючина была разорвана, из ноги сочилась кровь, но, не считая этого, я был цел и в сознании. Даже успел увидеть заднюю часть большого грузовика, который крутило и мотало от бордюра к бордюру, пока водитель не справился с рулем и не сбежал. Я обернулся на деревянный мостик, где минуту назад стояли Лидия и Миша, — их там не было. Я поискал глазами и увидел, что они лежат на мостовой, далеко отброшенные друг от друга.

Лидия лежала на спине с закрытыми глазами и не дышала. Я стал ее трясти, но она была бесчувственна, как кусок дерева. Потом я подбежал к Мише — он свернулся в клубок и стонал: «Лидия, Лидия»… Я окликнул его и попытался поставить на ноги, но он заорал от боли.

— Ой, не могу! Он переломал мне кости! — И Миша замолк.

Показались люди, шедшие из театра далеко позади нас. Они увидели Лидию, окружили, заглянули ей в лицо и стали поднимать. Кто-то наклонился к Мише, но тут же отступил назад.

— Помогите! — закричал я и поднял Мишу на плечи. Он снова пришел в себя и обхватил мою шею, чтобы не упасть. Внезапно к нему вернулся дар речи, и он заговорил громко и быстро.

— Я работаю в мастерской НКВД, в швейной мастерской НКВД, я должен закончить пальто для комиссара, для народного комиссара из совнаркома, — униженно уверял он, видимо, рассчитывая, что его связи обеспечат ему любовь прохожих. Увидев, что никто не протягивает ему руку помощи и я единственный тащу его на плечах, Миша несколько раз порывисто поцеловал меня в голову: его кровь текла по моему лицу, ушам, пальто, а он все целовал меня горячими и липкими губами. К нам подошел молодой человек с бледным костлявым лицом, без шапки, с растрепанными волосами, в пальто с поднятым воротником.

— Несите его в больницу, в республиканскую, это в трех шагах отсюда. — Он указал на тот переулок, где скрылся грузовик. — Давайте поможем девушке, она не окровавлена, — обратился он к окружающим.

Прохожие, которые все время молчали и стояли, как каменные, словно не в силах повернуться и уйти, теперь направились с молодым человеком к Лидии.

— Лидия, Лидия, она жива? — восклицал на моих плечах Миша. — Помогите ей, люди, помогите ей!

Я не знаю, как добрался до больницы, откуда взял силы донести раненого Троймана, который всю дорогу скрипел зубами, чтобы не кричать от боли. Дотащившись до республиканской, я так сильно рванул колокольчик у ворот, что внутри сразу началась беготня. Ворота открылись, и я увидел охранников. Чьи-то руки сняли с моих плеч Мишу, кто-то ввел меня в канцелярию и велел ждать дежурного врача.

Я долго сидел в комнате один-одинешенек, отупев, оцепенев и тяжело дыша, но дежурный врач не появлялся. Наконец я услышал медленные шаги. Я поспешно отер с лица Мишину кровь и закрыл полой пальто разорванную на колене брючину. Колено больше не кровоточило.