Мамлюки-вайнахи. Часть I

Как уже было сказано, в порту Батума мальчиков погрузили в трюм торгового судна, и на второй день корабль взял курс на Истанбул (Стамбул). После томительных дней и ночей в море торговое судно стало приближаться к берегам Турции.

Миновали пролив, и через некоторое время на горизонте появился с величественным видом Истанбул – Стамбул (бывший Константинополь – столица Византийской империи) во всей своей красе.

Детям под присмотром старшего разрешили с борта судна смотреть на город, они впервые в своей жизни видели огромные здания из камня. Чайки галдели, приветствуя приближающийся корабль. Они опускались к морской глади и взлетали вверх, подхватив наживу. Через некоторое время, получив разрешение, они медленно подплыли к пристани и вошли в порт Стамбула. Прибыв в порт, встали на якорь.

По прибытии в большой город Стамбул, после недолгого таможенного и карантинного контроля, их увезли к большому дому с высоким каменным забором, где в ожидании живого товара томились хозяева.

В этом прекрасном просторном доме, откуда их должны были увезти, недалеко от центра города, дети должны были ждать своей участи. Ждать пришлось не один десяток дней. Иногда Хан-Бахаду казалось, что все это происходит не с ним. Пытаясь отвлечься от реальности, он разглядывал все, на что можно было смотреть. Двор с большим двухэтажным каменным домом по центру, справа и слева – хозяйственные постройки. Глядя на все это, дети подумали, что они попали к царю этих мест. Во дворе было много разного народа; сразу же, как они въехали во двор, следом идущая охрана с помощью дворовой прислуги накрепко закрыла ворота.

На ребят смотрели все – некоторые с любопытством, некоторые с сочувствием и жалостью, некоторые – надменно, с брезгливостью. Также во дворе в дальнем углу испуганными, ищущими кого-то беглыми взглядами на них смотрели такие же несчастные, как и они, подростки.

Все это продолжалось недолго: любопытствующие, жалеющие и все остальные разошлись, лишь подростки жадно разглядывали их, и они со своей стороны их, но приближаться друг к другу им не позволили.

Вновь прибывших ребят отвели в уже заранее приготовленную баню, с ходу заставили раздеваться и мыться. После тщательного мытья, стрижки ногтей, волос под бдительным присмотром банщиков детей ожидала хоть какая-то, но радость. На выходе из бани, в предбаннике, их встречали несколько человек с определенными функциями. Один на глаз примерял одежду, другой – головной убор, третий – обувь и так далее. Ребятам все это понравилось – добродушные люди, которые одевали их, как бы хвалили их в новой одежде, повторяя: «Йакше, йакше» (на турецком «хорошо». – Прим. авт.). И ребята, толком не успевшие ни познакомиться, ни запомнить друг друга за эти дни во время пути до Стамбула, разглядывали друг друга в новой одежде.

Проданный туркам вместе с другими детьми мальчик

После всех этих процедур их повели в большую комнату, заставленную столами и стульями, и усадили за стол. Стали подавать восточные сладости, напитки, фрукты, овощи и через некоторое время – хлеб и мясо. После трапезы появился тот же самый хозяин-толстяк с доброй, располагающей к себе улыбкой. Он обошел всех детей, то поглаживая по головке, то похлопывая по плечу, разговаривая с теми, кто понимал его язык. Он долго и быстро что-то говорил, некоторым из слуг поясняли его слова. Хан-Бахад сидел с задумчивым видом и внимательно слушал, хотя ничего не понимал.

После всех этих приятных мероприятий и вкусного обеда ребятишек вывели во двор, где уже находилось несколько групп таких же несчастных детей. Их повели к остальным, сидевшим под большим просторным навесом, которые уже были там некоторое время до появления пополнения.

Под навесом вновь прибывших ребят встречали дети разных возрастов, постарше, помоложе Хан-Бахада и совсем маленькие. Некоторые сразу же нашли соплеменников, стали знакомиться, шумно разговаривать. Хан-Бахад стоял чуть в стороне, молча наблюдая за происходящим. При виде всей этой картины у него появились слезы и комок в горле. Все это происходило под внимательным наблюдением помощников хозяина. С любопытством наблюдая за детьми, они переговаривались, делая какие-то свои выводы. Хан-Бахад стал искать себе место и отворачивался, чтобы спрятать слезы из-за того, что ему было обидно от своего одиночества. К нему тоже подходили и заговаривали на каких-то языках, но не находя понимания, искали других собеседников.

Хан-Бахад отошел от ребят на заметное расстояние. Еще до этого он заметил небольшую группу детей, молча сидевших в стороне. Они не только с другими, даже между собой не разговаривали. Хан-Бахад нашел себе место, сел и стал разглядывать то двор, то людей, занимающихся своими делами, думая о своем, и вдруг неожиданно, как удар, сзади прозвучала родная речь: «О чем ты говоришь, прекрати!» – слова, сказанные в приказном тоне.