Мамочка

— Не надо убивать. Убивать жалко, да и не за что, — спокойно ответил Мамочка, и рассказал нам, как в свое первое сопровождение колонны наливников они попали под обстрел на блоке возле «Школы».

Каждый раз, когда пуля со свистом пролетала рядом, Мамочка вздрагивал и принимался проклинать все эти милитаристские развлечения. Он ни разу не выстрелил, так и пролежав за дувалом, пока его оттуда не вытащили на пинках свои же. После этого жизнь его в роте изменилась коренным образом. Мы догадались, как и почему это произошло.

— Дъявол искушает нас в минуты слабости. Нам нужно научиться побеждать свои искушения и стоять в победе в Господе, прежде чем идти освобождать других людей. Нужно научиться избегать тех искушений, где дьявол имеет над нами силу. Нам есть, чем заполнить свою жизнь! — глаза его горели, он смотрел перед собой и от волнения даже покачивался.

Чего только не приходит в голову по обкурке! Одна и та же действительность разными людьми понимается прямо противоположно. Я помню, как остро тогда ощутил эту простую мысль. Наши этические нормы, мои и Мамочки, были разными. Разными на уровне логики. Борьба со злом и миллионами обычных людей, повязанных злом, являлась тогда для большинства из нас просто моментом титанической работы по переустройству действительности. Кто-то даже ощущал себя новым героем, ускоряющим эволюцию, искренне допуская возможность совершения зла во имя добра.

Мамочка такую возможность отрицал. Окружавшие его люди порождали сплошные конфликты, а он был готов идти на любой компромисс, пытаясь их избежать даже с риском для себя. Нас же на пионерских сборах учили прямо противоположному. Когда люди, желающие одного и того же, далеки друг от друга, они терпят неудачу. Оставалось быть подготовленным, вовремя обнаруживая эту линию разрыва в сознании, и четко понимать, что в момент настоящей опасности все будет сыграно на уровне только твоих, а не чьих-то чужих личностных качеств.

Очарование обратилось разочарованием, магия слов Мамочки утратила силу. Слишком уж много невинных было перемолото здесь жерновами кровавых мельниц этой «войны миров».

— Если так и дальше пойдет, Мамочка, гарем генерала Зия-уль-Хака пополнится новым уникальным экспонатом, — я сильно ударил его по плечу.

Он захлопал своими большими выгоревшими ресницами. Его глаза наполнились слезами. Если это были глаза истиной веры, тогда наши глаза — с белками, красными от выкуренной «дряни», были кровавыми глазами войны.

Сейчас, вспоминая эту единственную встречу с Мамочкой летом 1982 года, я, конечно, понимаю, что сущность нашего греха, возможно, состояла в том, что потребность, которая существовала для нас тогда, удовлетворялась нами неправильным образом — за счет мира, за счет плоти, за счет Дьявола, но не за счет Христа. Но, в конце концов, всем свойственно ошибаться, и лишь одному Богу прощать — пусть он простит нас.

Больше я Мамочку не видел. Дембельнулся я благополучно — через госпиталь: тем же летом 82-го получил пулевое ранение. Пуля снайпера попала в грудь. Пробив лифчик с магазинами, она подарила мне аккуратную дырочку чуть ниже и левее правого соска. При выдохе из нее выходила кровавая пена. При каждом вдохе в груди слышался свист. Смерть, которую я не ждал, пришла обыденно, как зубная боль. Моя жизнь оказалась бесконечной чередой мгновений, каждое из которых могло стать последним, но, будучи прожитым мной, последним все же не стало.

Я уже выписывался, когда осенью в Ташкент привезли очередную новую партию раненых. Через полчаса я уже знал, что среди раненых есть пацаны и из нашей бригады. Раненых вносили в фойе госпиталя на носилках и оставляли прямо на полу. Многие стонали. Мне запомнился парень, чья нижняя челюсть была оторвана пулей вместе с языком. Кожа лица была стянута вниз, отчего не закрытая бинтами верхняя часть лица казалась застывшей скорбной маской. Он был в полуобморочном состоянии, но его глаза смотрели на меня, словно он хотел что-то сказать. Быстро осмотрев, его отправили на отделение.

Позже мне рассказали его историю. Группа в зеленке попала в засаду. Многие погибли в первые секунды боя. Если бы те, первые, не были убиты, мертвы были бы все. Пропускная способность на тот свет, к счастью, определялась скорострельностью оружия и мастерством стрелков.

Бой напоминал шашечную партию в поддавки: в конце все должны были лечь в один ящик — и дамки и пешки. Только сначала было впечатление, что все это кажется. Через мгновение оказалось — не кажется. Стоило лишь определить ситуацию как реальную, и она действительно стала реальной по своим последствиям.

Искушение убежать и скрыться было велико. Поменять чужую жизнь без Бога на свою жизнь, но с Богом? Получался поистине дьявольский договор — один рисковал потерять свою душу взамен жизней многих других. Но Мамочка все решил просто — он постарался не дать никому умереть.

В живых осталось лишь несколько человек, все были ранены. Когда подоспела подмога, все, и раненые, и убитые находились в единственно безопасном месте — в сушилке. Все они в один голос стонали: «Мамочка».