Мамусик против Ордена Королевской кобры

Сами теперь понимаете, почему Андрюша все детство провел у меня на кухне. А когда его родители радостно уезжали в многомесячные этнографические экспедиции, он и вовсе оставался у нас жить. Спал в одной комнате со Степочкой.

Теперь-то он, конечно, уже взрослый успешный программист, и ночевать больше не приходит, — но по-прежнему относится ко мне с сыновней нежностью.

Они с Павликом примчались ко мне в семь утра. Я еще щеголяла в бигудях и тигровом халате. Обычно я встаю часов в шесть, но уж очень тяжелым вчера выдался день. Мне даже сны не снились — просто отключилась и всё. Пробудилась с камнем размером с Исаакиевский собор на сердце.

— Мальчики, милые, а вам-то что не спится? — грустно приветствовала их я, приглашая на кухню — как раз собиралась варить кофе по мароккански: в турке, со щепоткой соли.

— Мы, тетя Люба, всё думаем, как Степку выручить, — отозвался Андрюша, садясь на голубой диванчик возле горшка с геранью, недавно раскрывшей новые ярко-красные бутоны «оттенка императорского плаща», как однажды выразился Яков Матвеевич. — Решили с вами посоветоваться… А что у нас на завтрак?

— А что ты, Андрюшенька, хочешь? — умилилась я.

— Я бы от оладушек не отказался! — Андрюша изобразил уморительную рожицу трехлетки-сладкоежки, заприметившего в парке тележку с мороженым. — С крыжовенным вареньем с вашей дачи.

— Ну разумеется, мой милый, через пять минут все будет готово! — воскликнула я, радуясь хорошему аппетиту мальчика. — А ты, Павлик?

— Благодарю, Любовь Васильевна, я только кофе. С утра мои способности к поглощению пищи, к сожалению, не производят особого впечатления, — сказал Павлик, поправляя очки на тонкой переносице.

Если с Андрюшей мы были на одной волне, то Павлик всегда казался мне чересчур независимым и строгим. Уж слишком он был рассудительным для своих двадцати пяти лет. Только из пеленок вылез — а уже весь такой высокомерный. Однако, надо отдать ему должное, на Павлика всегда можно было положиться. Надежный, как скала, как гранитная набережная Невы — вот каким был второй лучший друг моего сыночка.

Пока я хлопотала возле плиты, мальчишки поделились со мной своими планами по освобождению Степочки.

Павлик предлагал обратиться к журналистам и раздуть из этого ареста скандал — ну, например, представить Степу борцом за свободу слова, или ярым оппозиционером, или вообще представителем какого-либо гонимого меньшинства, это можно изобразить в два счета: несколько соответствующих постов в соцсетях, свидетельства его ближайших друзей, то есть их с Андреем, и дело в шляпе, пресса на крючке. А там, глядишь, губернатор, если не сам президент, устыдится за представителей правоохранительных органов и распорядится Степу выпустить.

Я ужаснулась и категорически, просто наотрез отказалась. Никто, ни одна живая душа (за исключением тех, кто уже в курсе, конечно, тут уж ничего не поделаешь), не должен знать о позоре, свалившемся на семью Суматошкиных! Я всегда была образцом для подражания. Мои подруги, мои родственники, вообще все, кто меня знает, считали меня каким-то божеством, идеальным существом. Неужели же я допущу, чтобы все узнали, что мой единственный сыночек сидит в тюрьме? Я с негодованием звякнула кофейной чашкой о блюдце. Нет, этот вариант не годится! Да и надежда на внезапно проснувшуюся совесть губернатора — просто детский лепет.

— Ладно, — вступил в разговор Андрюша, как только прикончил горку пышных оладьев, от души политых терпким крыжовником. — А как вам, тетя Люба, такая идея?

Дальше он перешел на иностранный язык. По крайней мере, мне так показалось. Потому что я не поняла практически ничего из того, что он говорил. Павлик, посмотрев на мою бессмысленную физиономию, сжалился и перевел для меня Андрюшину абракадабру. Программист наш замыслил запустить некий мегавирус, который он согласен создать ради Степы, в компьютерную базу всего министерства внутренних дел. Тогда в полиции по всей стране наступит коллапс, все дела между собой перемешаются, многие данные удалятся, и на фоне такого хаоса мы с легкостью вытащим Степу из «Крестов».

— Ну даже не знаю, — засомневалась я. — Не верю я в эти технологии. Я и билеты-то на самолет до сих пор покупаю в аэропорту. Езжу в Пулково на маршрутке и оплачиваю в кассе.

На этом идеи у нас кончились. Я молча глядела в пустую кофейную чашку, Павлик без конца протирал очки особой тряпочкой, которую всегда носил в нагрудном кармане, Андрюша грустно жевал одну оладью за другой. За окном гремели трамваи, чирикали наглые купчинские воробьи, грохотал мусоровоз. Жизнь остановилась только здесь, в печальной квартире № 27.

— Ну не подкоп же делать, как в «Графе Монте-Кристо», — сказал Андрюша, собирая пальцем с тарелки капли крыжовенного варенья и облизывая его.

— А вот это пока самый реальный выход из положения, — мрачно ответила я. — Лопаты на даче есть. Будем работать посменно. Вы со мной?