Читаем Мамы-мафия: крёстная мать (ЛП) полностью

Тут он был прав. Точнее говоря, только в то лето, когда я сломала ногу и ужасно скучала. Мой отец научил меня шахматам под яблоней в саду, но от скуки это не очень помогло, насколько я помню. Как это там? Конь ходит несколько странно буквой «Г», слон только по диагонали, ладья прямо, а ферзь во всех направлениях, в то время как король может перемещаться только на одну клетку. И когда в конце он не может никуда двинуться, это означает мат. Что иногда наступало на удивление быстро. А ещё была куча пешек, которые мешали движению.

– Окей, тогда… – Йоханнес поднялся и подбадривающе посмотрел на меня. – Ну что, Констанца? Не сыграть ли нам?

– Да, почему бы и нет? – ответила я с пересохшим ртом. Это было как раз то, о чём я подумала: «Почему нет? Почему нет? Придумай, почему нет!!!» – Хотя уже поздно, а Юлиусу завтра в садик, – добавила я.

– Сейчас только восемь часов, – сказал Антон. – Пускай они ещё немного поиграют с Эмили.

А Эмили, как будто она что-то подозревала, сказала сладким голосом:

– Показать тебе мою комнату, Юлиус? – Это меня насторожило.

Я огляделась в поисках помощи, но никто не заметил моего бедственного положения. Элмар, Ронни, Мими и Деревянные очки снова углубились в дискуссию о причинах разводов, а Труди с Петером довольно откровенно тискали друг друга под и над столом. Единственной, кто заметил, в каких тисках я нахожусь, была Нелли. Она склонила голову на бок и сказала медленно и с удовольствием:

– Пока вы играете, я помогу Антону убрать со стола.

– Очень мило с твоей стороны, спасибо, – заметил Антон.

– Не за что, – Нелли подмигнула мне.

– И ты, Брут, – пробормотала я.

Гостиная Антона была небольшой, здесь стоял только маленький угловой диван с низеньким журнальным столиком и у стены высилась книжная полка, в которой находился телевизор.

Шахматы были очень красивые, резные, доска украшена инкрустацией; наверняка они стоили целое состояние. Я погладила фигуры, и мне стало стыдно. Антон сделал это с лучшими чувствами. Он же не мог подозревать, что я выдумала эту глупую шахматную историю, чтобы понравиться его дочери. Почему я не придумала ничего другого?

Йоханнес спрятал одну светлую и одну тёмную пешку у себя за спиной и попросил меня выбрать. Мне досталась светлая пешка.

– Ты начинаешь, – сказал он. Ещё и это. – И помни, что я не играл целую вечность, то есть не будь ко мне строга.

– Не волнуйся, – ответила я. В этом отношении он действительно мог рассчитывать на моё великодушие. Я не была уверена, как мне правильно расставить фигуры, но я подсмотрела у Йоханнеса. А кто из обеих больших фигур был ферзём, а кто королём? К сожалению, ни у кого из них не было короны или груди. Я решила, что фигура с крестом на голове – это король.

– Готова? – Йоханнес ободряюще посмотрел на меня.

Я кивнула. Примерно так должна была чувствовать себя бедная Мария-Антуанетта по дороге на эшафот. Но мне ничего не поможет. Я передвинула какую-то пешку на два поля вперёд, поскольку вроде бы помнила, что первым ходом можно двинуть пешку не на один, а на два поля. Это надо было использовать.

– Ага, английское начало, – сказал Йоханнес и тоже выдвинул пешку. Почему он пошёл так быстро? Обычно шахматные игроки думают над ходом часами. Некоторые партии длятся годами, разве нет?

Во всяком случае, со следующим ходом я не торопилась.

– Не знаю, где он вас всё время находит, – сказал Йоханнес.

– Что? – я резко заморгала.

– Вас, интеллектуалок, – ответил Йоханнес. – У женщин Антона всегда такой высокий интеллектуальный уровень, как гора Эверест. Например, Джейн была в интернате самой одарённой, она училась в Гарварде и играет на скрипке, как Эйнштейн. Она зарабатывает пятьсот тысяч фунтов в год и бегло говорит на четырёх языках. И она ещё, конечно, спортивна: классический балет и гольф с гандикапом, как у профессионала. В её присутствии я всё время кажусь себе бедным червячком. К тому же она очень красива.

Я напряжённо глядела на шахматную доску. Всякий раз, когда разговор заходил о бывшей жене Антона, меня бросало в пот.

– Ты тоже такая, – заметил Йоханнес. – Хотя и на совершенно другой лад. Чисто внешне контраст не мог быть больше. Джейн маленькая, ты большая, она тёмная, ты светлая…

– Кроме того, я не играю ни на скрипке, ни в гольф, – прохрипела я и поставила соседнюю пешку на поле наискосок от моей первой. – И я не зарабатываю пятьсот тысяч в год. И мой отец определённо не заседал в британской Верхней палате. Я думаю, что он даже не состоял в членах Союза крестьян Шлезвиг-Гольдштейна. – Йоханнес посмотрел на меня несколько удивлённо, но я уже не могла остановиться, такое облегчение я испытывала. – Разве Антон не говорил, что у меня нет профессии? Только прерванная учёба. В моём присутствии никто не должен себя чувствовать бедным червячком, потому что червячок – это я.

Йоханнес переставил своего слона.

– Это отличает тебя от Джейн – она никогда не говорит о своих слабостях.

– Может быть, у неё их нет, – сказала я.

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже