– У вас есть обязанность следить за своим ребёнком, – заявила Анна. – Вы не можете оставить её часами бродить по бассейну. Подумайте только о возможностях, которые здесь есть у всяких извращенцев…
Бернард зашёлся тявкающим смехом.
– Ха-ха-ха! Я вижу здесь только одного извращенца, и на нём купальник, который он натянул на свой сервиз. Это купальник вашей бабушки, или для этого размера нет ничего более шикарного?
Анна возмущённо упёрла руки в бока, но ей, очевидно, не хватало слов.
– Тигр, пойдём, – сказала Бьянка. – Оставь это.
Нелли указала глазами на Бернарда и Бьянку, а потом перевела взгляд на сауны.
– Что? – непонимающе спросила я.
– Не притворяйся опять цацей, фройляйн! – Мать Джоанны попыталась ухватить её за руку, которую та спрятала за спиной. – Хватит виляний, или Барби навсегда останется в шкафу!
Нелли снова толкнула меня под рёбра. Наверное, она хотела, чтобы я что-нибудь сказала.
Я откашлялась.
– Конечно, мы не собираемся вмешиваться в ваши дела, – сказала я своим голосом Джеймса Бонда. – Но мы из службы по делам молодёжи, которые и в своё свободное время держат глаза открытыми. И то, что мы сейчас видели, выглядит подозрительно похожим на пренебрежение детьми. Ваше имя Райтер, верно? Завтра утром я посмотрю в картотеке.
– Что, вы мне угрожаете, дамочка по делам молодёжи? И не такие пытались, – сказал Бернард, становясь передо мной. Он доставал мне до шеи.
Я постаралась принять покровительственный вид.
– И история с собакой и куклой звучит не очень хорошо, я бы сказала.
– Что ты сказала? – спросил Бернард. Он перешёл на «ты», может быть, потому, что он стоял ко мне так близко, что между нами не поместился бы и листок бумаги.
– Пойдём, Тигр, – сказала Бьянка. Она схватила Джоанну за шкирку, как непослушного котёнка. – Бессмысленно с этими дискутировать.
– Я не позволю себя запугивать, – сказал Бернард и посмотрел на меня снизу вверх. Теперь я знала, что Джоанна имела ввиду: у него был действительно неприятный взгляд. – Если ты что-нибудь нам устроишь, то я тоже могу устроить, ясно? Так функционирует мир Бернарда.
– Мы посмотрим, кто кому что устроит, – сказала я сверху вниз. Этот карлик дурак или что? Сцепился с сотрудницей государственной службы, идиот! Разве он не знал, что у нас длинные руки? Мне только стоит поговорить с начальством, и, кроме того, у нас хорошие связи с социальной службой и надзором, и мы посмотрим, не затрудним ли мы ему жизнь… Но под жутким взглядом Бернарда я сообразила, что я не работаю в службе по делам молодёжи, и мой кураж испарился. Я сглотнула.
Бернард увидел это с удовлетворением.
– Ну вот, накося-выкуси, – сказал он и повернулся, чтобы уйти. – Я тебя запомнил. – Это он бросил мне через плечо.
У меня совершенно пересохло во рту, но я не могла дать этому надутому индюку уйти просто так.
– Мы кого-нибудь к вам пришлём, – сказала я ему вслед. – И, э-э-э… кстати, «Тигр» пишется без «е». В
Только теперь я увидела жирную вытатуированную собачью голову, торчавшую из шорт Бернарда. Жуткие глаза смотрели прямо над резинкой. Слюнявая морда и клыки должны были находиться на Бернардовых ягодицах. Очень оригинально.
Мне сразу стало ясно, что татуировка была причиной того, что Нелли закатывала глаза. Она сразу узнала Бернарда и Бьянку.
– Но они не могли всё это время заниматься любовью в тепидариуме, – не понимая, сказала я. – Это же длилось часами! Там внутри по меньшей мере шестьдесят градусов.
– Без сомнения, у обоих достойная зависти конституция, – заметила Анна.
Собственно говоря, Пэрис и Лоренц собирались в это лето навестить друзей Пэрис в Каракасе, попутешествовать с ними по Андам с рюкзаками, потом провести неделю в голландской Антилье с бывшей руководительницей агентства Пэрис и в заключение слетать на пару дней в Сан-Франциско, где бабушка Пэрис, бывшая прима-балерина, очень известная в своё время, собиралась праздновать свой 90 день рождения. Семья Пэрис и её друзья были такими же гламурными и интересными, как и сама Пэрис, многие из них были действительно известны. Неудивительно, что всё это восхищало Лоренца.
– Почему твои друзья всегда живут в таких скучных местах, мама? – мрачно спросила меня Нелли. – И почему бабушка и дедушка не празднуют свой день рожденья в Сан-Франциско?
– Спроси у них, – мрачно ответила я. Я сама считала это несправедливым. В семье Пэрис были художники, владельцы судоходных компаний, писательницы, нейрохирурги, пианисты, модели, прима-балерины и политики толпами. Самой эксцентричной профессией в моей семье была биология (один выбившийся из общего ряда брат моей матери, который наблюдал за птицами), все остальные были крестьянами или работали на почте. И дядя Эрвин, ещё одна чёрная овца, работал в Шлезвиге в финансовой службе.
Пэрис с радостью взяла бы Нелли и Юлиуса в большое путешествие («Ничто так не расширяет горизонт, как чужие страны и культуры, дорогая»), но и Лоренц, и я были против (хотя и по разным причинам).