Мамы-мафия: противоположности разъезжаются (ЛП)

– Ты ведёшь развод твоей тёти Юлии и твоего дяди Фреда?

– Я представляю только дядю Фреда, – сказал Антон. – У тётушки Юлии свой адвокат. Я ей его порекомендовал, ведь, в конце концов, она лучшая подруга моей матери.

– Но ты не можешь так поступить! – расстроилась я. – Бедная тётя Юлия! Её муж бросает её ради более молодой, и ты представляешь при разводе его, чтобы он её ещё и на деньги нагрел?

– Ни в коем случае, – ответил Антон. – Всё будет поделено честно.

– Ха-ха, – сказала я.

– Но послушай, как я могу отказать лучшему другу своего отца? – спросил Антон.

– Мог бы и отказать, – ответила я. – Я считаю, что ты вообще не должен представлять старых хрычей, которые бросают своих жён ради молодок.

Антон какой-то момент молчал. Наверное, я задела его адвокатскую честь.

– Н-да, – сказал он в конце концов. – Если бы я этого не делал, у меня было бы существенно больше свободного времени. Точнее говоря, я был бы практически безработным.

– Ты бы мог специализироваться на сбежавших водителях и всём таком прочем, – сказала я, и Антон снова засмеялся.

*

С тех пор как герр Ву, хозяин овощной лавки в проезде Жука-бронзовки, узнал, что мы с нашим обувным магазином скоро будем его соседями, я стала получать от него при покупках небольшие подарки – то гранат, то баклажан, то апельсин. И у герра Ву были хорошие идеи насчёт того, что ещё помимо обуви мы бы могли продавать.

– Мой племянник производит в Тайване очень ценные футляры для очков, – сказал он на прошлой неделе, и действительно, футляр для очков, который он мне показал, был просто чудо. Сделанный из тиснёной искусственной кожи зелёного цвета, он имел форму крокодила, в глазках которого сидели искрящиеся кристаллики. Другой племянник герра Ву изготавливал подходящие по размеру солнечные очки.

Мими уже вела переговоры с племянником герра Ву.

– Правнук одного друга моей матери экспортирует резиновые сапожки из переработанных материалов, – сказал мне сегодня герр Ву, когда я оплачивала у кассы коробочку малины. – Это могло бы пригодиться для вашего магазина.

Он протянул мне плод хурмы.

– Большое спасибо, герр Ву. Но вы не должны мне каждый раз что-то дарить.

– Это детям, – сказал герр Ву. – Не хотите посмотреть на сапоги?

Сапоги из переработанных материалов я представляла себе столь же привлекательными, как туалетная бумага из переработанных материалов. Но я вежливо ответила, что при случае охотно на них посмотрю.

Из кармана моего плаща громко и отчётливо пукнуло.

– Прошу прощения, – сказала я герру Ву, вынимая из кармана мобильник и отвечая на звонок. – Моя дочь всё время меня позорит! Она явно не заслужила вашу хурму.

Это позвонил Антон. Голос у него был взволнованный. Он ещё не успел произнести несколько слов, как я поняла, что это тот самый звонок, которого я боялась вот уже несколько недель.

– У меня огромная проблема, – сказал он. – Я застрял на суде в Дюссельдорфе, Луиза заболела, а матери я не могу дозвониться. – Луиза была студентка, которая присматривала за Эмили по вторникам и четвергам после школы. – Ты можешь в виде исключения забрать Эмили из школы и взять её к себе до моего возвращения?

О Боже.

– Да, – ответила я. – Конечно.

– Мне уже пора, – сказала я герру Ву. – Но о резиновых сапожках мы ещё поговорим.

Чтобы успеть в школу к Эмили, я забрала Юлиуса из садика на пару минут раньше, чем обычно, и не дала ему попрощаться с каждым ребёнком, каждой воспитательницей и и каждой игрушкой, как он всегда делал.

– Сегодня мы немного торопимся, – сказала я. – Потому что нам надо забрать Эмили из школы.

– Ты поедешь опять со всей скорости по лужам? – спросил Юлиус.

– Да, – ответила я. Но, к Юлиусовому разочарованию, лужи уже высохли. Сейчас, осенью, погода была такая, о которой мы летом могли только мечтать.

До школы Эмили было рукой подать, собственно говоря, Эмили могла дойти пешком как до своего дома, так и до моего. Надо было только пересечь широкую улицу, а там был переход со светофором. Но не только Эмили забирали из школы, а, очевидно, и всех остальных детей, потому что школьная парковка и улица были забиты автомобилями. Ставя свой велосипед, я увидела и подъезжающий вэн Фрауке Вернер-Крёлльман. Она запарковалась на места для инвалидов.

Я быстро сняла Юлиуса с велосипеда, но было уже поздно, потому что Фрауке заметила меня.

– Привет, – сказала она. Её беременный живот был огромен. Он уже касался моего пальто, в то время как её лицо находилось от меня на расстоянии в полкилометра. Она вела за руку своего высокоодарённого сына Марлона. – Ты хочешь записать сюда Юлиуса?

– Пока нет, – ответила я. – Ему будет пять только в январе.

– Я ваеду тебе так кьепко в зивот, сто у тебя фсе кифки выезут, – сказал Марлон Юлиусу. – А потом я отойву тебе говову и брофу её в муфорку.

Мы с Юлиусом непонимающе уставились на него.

– Дорогой, сейчас это несправедливо, – сказала Фрауке. – Ведь Юлиус ничего тебе не сделал.

А мне она сказала: