Мамы-мафия: противоположности разъезжаются

– Если ты или Фредди ещё раз посмотрите на Макса и Морица, то я ничего не гарантирую, – сказала я, отодвинула Антона, выбила в поле один из тридцати мячей, лежавших в листьях, и пошла назад к Хайки и герру фон Эрсверту.

При этом я наступила на что-то мягкое.

Это был мёртвый крот. Хотя он был явно мёртв задолго до того, как я на него наступила, я начала плакать.

– Гольф – это убийственный спорт, – всхлипывала я.

– Лучше сидеть на лавке, чем сыграть в ящик, – сказал герр фон Эрсверт.

Антон решил прервать игру и отвезти меня домой.

*

– Ой, как их тут много! – вскричал Юлиус, обеими руками собирая каштаны. Я присела рядом и тоже стала собирать.

– Мне больше нравятся те, которые надо очищать от кожуры, – сказал Юлиус.

– Мне тоже. Они так красиво блестят.

– Посмотри, какой милый маленький каштанчик!

– Ой, какой хорошенький! – И не только он. Я пожалела, что у меня нет с собой фотоаппарата. У Юлиуса от усердия раскраснелись щёки и заблестели глаза, а осеннее солнце подсвечивало его волосы нимбом. Секунду я боролась со слезами.

– Вероятно, ничего страшного, – сказал сегодня утром гинеколог о моём узелке в груди. Вероятно. Неуверенное слово, если как следует подумать. Но в любом случае лучше, чем возможно.

Раз уж я сюда попала, я хотела получить рецепт на противозачаточные таблетки, но врач сказал, что надо подождать, пока не выяснится вопрос с узелком.

Была вторая половина понедельника, Нелли была в школе до трёх часов. Вместо того чтобы после обеда помыть посуду, я посадила Юлиуса на велосипед и приехала сюда.

Это был осенний день, как в стихах. Как в стихотворении… кого? Николауса Ленау? Или Фридриха Геббеля? Я их всегда путала.

...Осенний воздух бездыханно тих. И лишь ложатся с шорохом глухим плоды на землю в зарослях густых.

Да, Геббель.

Юлиус счастливо вспахивал опавшую листву.

– Тут их ещё больше! – кричал он. – Мне кажется, тут их миллионы!

Боже, как я любила этого ребёнка. Я схватила его, подняла в воздух и прижала к себе. Вероятно было недостаточно. Я должна быть уверена, что я буду ещё долго с моим сыном. И с другими тоже.

– Я так люблю тебя, мой малыш.

– Я тебя тоже, мама.

– Ты самое лучшее, что у меня было, – сказала я. – Ты и Нелли.

– Ты тоже моя самая лучшая мама, – ответил Юлиус.

Мне хотелось броситься в листву и заплакать… – Только дождь помянет нас да поплачет над могилой… – это было точно из Ленау, у него такие меланхоличные стихи.

Мобильник в моём кармане зазвонил. То есть он не то чтобы звонил, он противно кашлял, как старичок с бронхитом.

– Ты была у врача? – спросил Антон.

Разумеется, я была у врача. Когда выяснилось, что там опять занято, я поехала прямо в праксис и прождала там полдня. Кроме меня, там ожидали приёма только беременные женщины, и никто из них не хотел читать брошюру про рак груди.

– Да. Всё в порядке, – сказала я, смаргивая слёзы. – Вероятно, безобидная вещь.

– Киста?

– Нет, скорее… это… ниппель.

– Ниппель? Констанца, что конкретно сказал врач?

– Он сделал УЗИ и сказал, что, по его мнению, это безобидный узелок. И ещё что-то о структуре клеток. В любом случае предположительно ничего страшного.

– Но уверен он не был?

– В принципе был. Но тем не менее он послал меня на маммографию.

– Ага. И когда?

– Пятнадцатого января.

– Что? Это же ещё месяцы ждать! А раньше ничего не было?

– Нет, – ответила я. По правде говоря, я этого точно не знала. По телефону спросили, срочно ли мне, и я ответила: «Нет, я просто так». К сожалению, оператор не поняла моей иронии, и поэтому у меня сейчас было назначение на пятнадцатое января.

– Ничего, всё равно она безобидная, – сказала я.

– Будем надеяться, – ответил Антон.

– А здесь ещё миллион! – крикнул Юлиус. – Если мы их все продадим, мы разбогатеем!

– Я не успокоюсь, пока не буду знать, что она действительно безобидная, – сказал Антон.

– Ах, – ответила я. – Я попробую перезаписаться.

Я уже пыталась. Когда мы снова оказались дома, я ещё раз позвонила в радиологию, чтобы записаться пораньше.

Было занято.

*

Юлиус со своим другом Яспером установили лоток с каштанами на дорожке к нашему дому, а Нелли в это время сидела за кухонным столом в дурном расположении духа и делала домашние задания.

– Так все мы падаем, из жизни выпадая, – читала она с листочка. – Кто это поймёт? Почему выпадаем из жизни? – И смотрим, как уходят остальные. – Как это понять, скажите, пожалуйста? О чём он говорит?

– Рильке, – восхищённо ответила я. – Наверное, сегодня мировой день осенней поэзии. – Всё падает и уходит. Потому что осень.

– Всё падает! Ты читаешь всякую ерунду, – сказала Нелли. – Мне надо написать об этом минимум триста слов. Ты знаешь, как это много? О стихотворении, в котором только шестьдесят два слова!!