Мне не хватало той легкой фамильярности, которая появляется, когда ты живешь с человеком много лет. Если я и собирался изменить Джине, мне хотелось сделать это с нею же самой.
И все же каждый может устать оттого, что годами регулярно выплачивает квартирную плату, время от времени вызывает сантехника и не может собрать мебель для самостоятельной сборки. От этого устаешь, потому что в результате вообще перестаешь ощущать себя мужчиной, а превращаешься скорее в какой-то автомат для ведения домашнего хозяйства.
И поэтому ты едешь домой к кому-нибудь незнакомому, кто не дает тебе укрыться твоим же куском пухового одеяла, и в результате устаешь от самого себя еще сильнее, чем когда-либо. Так, а куда подевались мои штаны?
Дневной свет просачивался в комнату, пока я одевался, и в поле зрения один за другим попадали кусочки жизни Сибхан. Это была неплохая квартира, удобная, прибранная. Как раз такая, какую мне всегда хотелось, но какой у меня никогда не было. От студенческого бардака как-то сразу перешел к семейному беспорядку.
С фотографий на меня смотрела только Сибхан в подростковом возрасте. Хохоча, она обнимала улыбающихся собак или славных старичков. Итак, ее жизнь прежде состояла из домашних любимцев и добродушных родителей.
На стенах висели какие-то японские репродукции: крестьяне, пробирающиеся сквозь дождь. Джине это наверняка понравилось бы. Полки были аккуратно заставлены книгами, свидетельствовавшими о любви к литературе, которая была экранизирована, а компакт-диски являли собой странную смесь из рока и спокойного джаза: «Оазис» и «Ю-ту» по соседству со Станом Гетцем, Четом Бейкером и Майлзом в его спокойных проявлениях.
После того, как я узнал, что она читает и что слушает, она стала нравиться мне еще больше. Но, возможно, так получилось бы с книгами и дисками любого человека, даже если бы среди них было много никчемного хлама. Потому что, когда ты смотришь на то, что человеку нравится и что нравилось раньше, ты узнаешь о нем много такого, о чем он, вероятно, предпочел бы не распространяться.
Мне нравилось, что Сибхан, видимо, уже переросла группы, играющие в стиле «белого рока», и теперь ищет что-то более спокойное и интеллектуальное (невозможно было вообразить, что она начинала с Чета Бейкера и Майлза Дэвиса, а затем переключилась на «Ю-ту» и «Оазис»), Это показывало, что она все еще молода и любопытна и пока еще не знает, что ей нужно от жизни. Она все еще изобретает свою жизнь, импровизирует, а не старается воссоздать ее.
Это была типичная квартира молодой одинокой женщины, девушки, которая любит и умеет доставить себе удовольствие. Несмотря на журналы и одежду, разбросанные вокруг, здесь не было и следа того бедлама, которые царствуют в доме, где есть ребенок. Нет, тут не было и в помине того уютного беспорядка, к которому я так привык. Можно было добраться до двери и ни разу не наступить на фигурку Хана Соло.
Но мне как-то не хватало этого беспорядка и кутерьмы моего дома, и я уже начинал скучать по тому, что раньше был человеком, умевшим держать слово.
Когда я вернулся домой, Джина плакала. Я уселся на кровати, боясь до нее дотронуться.
— После вчерашнего шоу началось безумие, — оправдывался я. — Мне пришлось остаться на студии.
— Я понимаю, — сказала она. — Я не из-за этого.
— Тогда из-за чего?
— Из-за твоей мамы, Гарри.
— А что с ней?
— Она так хорошо обращается с Пэтом, — всхлипнула Джина, — ей это так легко удается!
Я никогда не смогу стать такой же, как она: такой терпеливой, такой доброй. Я сказала ей, что иногда мне кажется, будто я схожу с ума — весь день дома, и не с кем поговорить, кроме малыша. А когда он в детском саду, мне еще хуже. — Джина взглянула на меня, и ее глаза до краев наполнились слезами. — Я думаю, она даже не поняла, что я пытаюсь ей объяснить.
Ну, слава богу, что хоть так. А то мне уж на мгновение показалось, что Джина обо всем догадалась.
— Ты самая лучшая мама в мире, — сказал я, обнимая ее. И я действительно так думал.
— Нет, — ответила она. — Это ты хочешь, чтобы я была хорошей мамой. И я сама хочу, правда. Но только хотеть недостаточно.
Она еще немного поплакала, хотя в ее всхлипываниях уже не было такого безумного отчаяния. Иногда подобное с ней случалось, и я не понимал, из-за чего. М не всегда казалось, что она плачет из- за каких-то пустяков. «Не такая хорошая мама» — что это еще за ерунда? Джина — прекрасная мать. И если ей немного одиноко днем, она всегда может позвонить мне на работу. Секретарша обязательно примет ее сообщение. Кроме того, на моем мобильном стоит автоответчик. Как она может чувствовать себя одинокой? Я просто не понимал этого.
Я обнимал ее, пока слезы не высохли, а потом спустился вниз приготовить кофе. На автоответчике был оставлен миллион сообщений. Мир сошел с ума из-за Марти. Но меня в ту минуту это не слишком сильно волновало.
Где-то я слышал, что проблемы на работе похожи на крушение самолета: с места аварии можно уйти. Это совсем не то, что семейная жизнь, где ты уже не можешь спрятаться от своих проблем, как бы далеко ни убежал.
6