Man and Boy, или История с продолжением

Стараясь выказать усердие, она спросила, что я хочу на ужин. Я сказал ей, что перехвачу что-нибудь на работе, а она пускай решает, что поесть ей самой и Пэту. Хайди пошарила в кухне и нашла большую консервную банку с томатным супом.

– Хорошо? – спросила она.

– Конечно, – ответил я.

Предоставив ей самой разобраться с ужином, я сел за кухонный стол и начал набрасывать поправки к режиссерскому сценарию на следующую неделю.

Пэт приплелся посмотреть на нее, оставив магнитофон в гостиной включенным на полную громкость, и я отправил его обратно – выключить. Вернувшись, он стал дергать меня за рукав.

– Знаешь что? – спросил он.

– Дай папе поработать, милый.

– Но ты знаешь, что делает Хайди?

– И пусть Хайди тоже занимается своим делом. Оставь ее в покое, милый.

Нарочито тяжело вздохнув, он уселся за кухонный стол и стал вертеть в руках своих пластмассовых человечков.

Хайди гремела посудой у плиты, но я не смотрел на нее до тех пор, пока не услышал шум закипающей воды. Это было странно. Зачем она кипятила воду, ведь суп надо было вылить из банки в кастрюлю и просто разогреть.

– Хайди…

– Скоро быть готов.

Оказывается, она положила консервную банку в кипяток.

Хайди неуверенно улыбнулась мне, и в следующую секунду банка взорвалась, выплюнув все свое красное содержимое в потолок и стены, не забыв при этом разукрасить лица всем нам.

Утершись, я увидел, что Хайди вся в красной жиже, а из этой сочащейся слизи выглядывают удивленные, потрясенные глаза. Она была похожа на Сисси Спейсек в сцене школьного бала из фильма ужасов «Кэрри».

Потом она разрыдалась.

– Знаешь что? – сказал Пэт, хлопая глазами под кровавой маской. – Она тоже не умеет готовить.

Так что Хайди отправилась на Крауч-Энд, в другую семью.

А я позвонил Салли.

26

Тетушка Этель стояла на коленях в своем палисаднике и сажала цветочные луковицы.

Тетушка Этель на самом деле не была моей тетей, но я называл ее так с тех самых пор, как мы переехали сюда и стали ее соседями. Мне тогда было пять лет, и эту привычку оказалось трудно сломать.

Тетушка Этель выпрямилась и, прищурившись, смотрела, как Сид, Пегги, Пэт и я вылезаем из старого «Фольксвагена» Сид, и на секунду я снова почувствовал себя маленьким мальчиком, который просил у тетушки Этель разрешения забрать случайно залетевший на ее участок мяч.

– Гарри? Это ты, Гарри?

– Здравствуйте, тетушка Этель, – сказал я. – Что вы сажаете?

– Тюльпаны, нарциссы, гиацинты. А это твой Пэт? С ума сойти! Как он вырос. Здравствуй, Пэт!

Пэт нерешительно поприветствовал ее поднятием светового меча. Нам никак не удавалось уговорить его обращаться к тетушке Этель по имени, он и теперь явно не собирался этого делать. Тетушка Этель переключилась на Пегги, и по ее немолодому лицу пробежала тень замешательства.

– А эта малышка…

– Это моя дочка, – пришла ей на помощь Сид. – Здравствуйте, тетушка Этель. Я Сид, подруга Гарри.

– Совсем как Сид Джеймс?

– Скорее, как Сид Шарисс.

Глаза тети Этель сверкнули сквозь стекла очков.

– Танцовщица, – понимающе кивнула она. – С Фредом Астером в «Шелковых чулках». Красивые ноги. – Тетушка Этель смерила взглядом Сид. – Как и у вас.

– Мне нравится твоя тетушка Этель, – шепнула Сид, взяв меня за руку, и мы пошли к дому. Вдруг она сжала мою руку сильнее. – О боже… Кажется, это твоя мать.

Мама стояла у двери, радостно улыбаясь, и Пэт побежал к ней.

– С днем рождения! – воскликнула она, сгребая его в охапку. – Пять лет! Какой большой мальчик! Ой!

По-прежнему обнимая его, свободной рукой она оттолкнула от себя оружие джедаев.

– Ох уж этот светящийся меч! – засмеялась она, глядя на Пегги. Мама всегда почему-то называла его не «световым», а «светящимся». Потом она повернулась к девочке. – А ты, должно быть, Пегги. У тебя нет такого светящегося меча, да?

– Нет, мне не очень нравятся «Звездные войны». Я играю в них только потому, что Пэту это нравится.

– Это игра для мальчиков, правда? – Мама придерживалась традиционных стереотипов.

Пегги вслед за Пэтом вошла в дом, а мама улыбнулась Сид, которая пряталась за мной, все так же уцепившись за мою руку. Я никогда раньше не видел, чтобы она так робела. Мама обняла ее и поцеловала в щеку.

– А вы, должно быть, Сид. Заходите, дорогуша, и чувствуйте себя как дома.

– Спасибо, – сказала Сид.

Она зашла в дом, где я вырос, а мама у нее за спиной улыбнулась мне, многозначительно приподняв брови. Сейчас она стала необыкновенно похожа на удивленную дамочку со старинных фотографий-открыток, рекламирующих отдых на море.

Прошло уже порядочно времени с тех пор, как я приводил в дом девушек, но я помнил, что означает этот мамин взгляд.

Он означал, что Сид, с точки зрения мамы, просто «очаровашка».

А в садике за домом было устроено то, что мама называла «пир на весь мир».

Кухонный стол был выставлен наружу и накрыт ситцевой скатертью, испещренной изображениями воздушных шариков, хлопающих бутылок шампанского и смеющихся кроликов.