День 3. Завтрак, посещение страдальцев, выволакивание их из конур, отмывание забортной водой, общее омовение (кстати, мы каждый день мылись забортной водой, доставая её вёдрами на верёвках — Рила была помешана на чистоте, я тоже как-то не привык ходить вонючим козлом, так что — каждый день в помещение для мытья — что-то вроде местного аналога душа, и омываемся как следует. Увы, пресная вода на корабле предназначалась только для питья и готовки).
С третьего дня я начал с Рункадом уроки арзумского языка, хотя он и был ещё довольно слаб после двух дней морской болезни — это помогло ему справиться с ней быстрее.
К обучению языку я привлёк и всех остальных — Рила довольно быстро схватывала основные слова и выражения, у подростков дело шло похуже. Из них выделялась как лидер Диена — она была поумнее, посмелее, и раньше всех осознала, что им ничего не грозит и можно общаться не как раб и господин, а хотя бы, как работодатель и работник.
Хотя частенько в России и смешивают понятия раб и работник, при всём их однокоренном происхождении, понятия эти совершенно разные...
У неё я и узнал, как они оказались у Амунга: все трое выросли в семьях потомственных рабов, которые ранее принадлежали одному и тому же семейству каких-то плантаторов в глубине континента. Жилось им там, в принципе, неплохо, пока хозяин, уже человек в годах, неожиданно не умер — как говорят от сердечного приступа. Его поместье перешло в наследство старшему сыну, человеку довольно пустому и бестолковому, прокутившему состояние и пустившему всё на ветер. Он распродал имущество, в том числе и семьи рабов, принадлежавших их семье десятки лет.
Работорговец-скупщик, предоставил право выбора рабов Амунгу, который и уцепился за этих подростков — трёх девушек — Диену, её сестру Маругу и Норсану, а также двух мальчиков Карнука, и другого, имени которого они не знали — он был откуда-то с дальнего хутора. Так они все оказались в клетках Амунга.
Вначале они думали, что их отправляют как наложников и наложниц к богатому купцу — так им сказал продавец рабов, а когда увидели помещение Амунга для пыток — всё поняли...
Меня они тоже вначале испугались, считая, что я один из подручных изувера, потом всё-таки успокоились.
Вот, фактически и вся их история жизни, два слова — и вся жизнь! Они ничего не видели, ничего знали, вся их жизнь ограничивалась домом владельца, его двором и его покоями. Они без стеснения рассказали, что их готовили быть наложниками, потому опытные женщины и мужчины рабы преподавали им уроки секса. Вот откуда и были их странные вопросы ко мне, когда я привёл их в дом купца.
Я никак не мог их заставить быть свободными — они всё время как бы старались угодить, вздрагивали при моём резком движении, вообще — вели себя так, как будто я сейчас могу взять и убить любого из них прямо на месте, для развлечения. Это и бесило, и вызывало жалость — это надо же так изуродовать психику детей! Им с детства вбивалось в голову и хозяевами, и родителями, что надо угождать хозяину, что его желания, даже самые глупые и странные — выше их желаний, что он как бог — может сделать с ними что ему хочется, и это будет угодно богам. Ведь в следующей жизни тогда они могут родиться хозяевами!
Ну что я мог сделать против такой религии и такой философии? Просто не обращать внимания и вести себя так, как будто всё в прядке и это обычные дети-сироты. Кстати — они так и не знали, где их родители. Вообще-то, даже, немного сложнее — они не знали, кто их отцы — кто матери-то они знали отлично, а вот отца не знали совсем, вернее, отцов... — рабынь предоставляли тем рабам, которые заслужили право на секс хорошей работой, да и размножать же рабов как-то надо! Так что — ничего нового, если вспомнить «случные лагеря».
В общем — открылся филиал школы, где все учили и учились. Эти две недели я намеревался использовать наилучшим образом, и использовал как мог.
С третьего дня у нас уже и пошёл чёткий, заведённый график — днём обучение, вечером разговоры с Рилой о жизни. Дни текли как по накатанной — погода нас радовала, дул постоянный ветер средней силы, раздувающий паруса и вспенивающий волны. Мне нравилось путешествие — давно не был в такой безопасности и здесь не нужно было куда-то бежать и кого-то убивать — валяйся, спи, занимайся любовью и учись — в общем-то нормальная жизнь, что-то вроде студенческой сессии, как с усмешкой говорил себе я. Команда нас не беспокоила — матросы с нами почти не общались, я имею в виду с Рилой и со мной, а ребята почти сразу стали им своими, смеялись, шутили, о чём-то с ними переговаривались. Я даже немножко позавидовал — мы-то для простых матросов были чем-то средним между богами и демонами — знаменитый акома и его женщина. Видимо, всё-таки кто-то доложил им о моих приключениях и о том, как нас провожал Саркол...