Манагер

Вообще, я еще раньше замечал: чем ущербнее, чем подлее человечишка, тем больше он любит мучить и истязать тех, кто слабее. В нашем дворе был один придурок — реально придурок, олигофрен в стадии дебильности, туповатый здоровенный пацан. Он был таким тихим, подхалимом… но одно время соседи начали замечать, что у всех пропадают кошки. Потом их находили растерзанными, разорванными на части, с выколотыми глазами и отрубленными лапами. Сбились с ног в поисках того, кто это делал, и нашли, случайно. Мужик из соседней квартиры в поисках своего котейки завернул за гаражи во дворе и увидел, как этот вот тихий подлиза насаживает его любимца задом на арматуру — нравилось ему смотреть, как животные умирают в муках, не имея возможности спастись от своего истязателя. Мужик поколотил этого дебила. Так после этого случая против него возбудили уголовное дело — обидел убогого!

Я ненавидел таких изуверов и, честно говоря, убивал бы их на месте. Таким выродкам не место на белом свете. Сегодня он мучает животных, а завтра — кого он будет убивать завтра? Наших детей? Из таких и вырастают самые страшные серийные маньяки.

Подобным маньяком, похоже, был и Амунг. Не раз до меня доходили слухи о его «развлечениях», и теперь пришло время убедиться, что слухи возникали не на пустом месте.

Поднявшись по лестнице на второй этаж, я пошел на крики и стоны и скоро оказался перед запертой дверью, вход в которую был заложен брусом.

Поправив на голове свою импровизированную маску, я выбил брус из держателей и толкнул ногой дверь. В нос мне ударила кошмарная смесь запахов нечистот, тлена, свежей крови, мочи и чего-то сладкого, неприятного — смеси духов и камфары. Я задохнулся от такой вони, но пересилил себя и вошел внутрь.

Помещение освещалось теми же масляными фонарями, четыре из которых висели по стенам, и было хорошо видно все: по периметру стояли деревянные клетки, в которых сидели обнаженные подростки — девочки и мальчик лет тринадцати-четырнадцати, они со страхом уставились на появившуюся в дверях фигуру в колпаке на голове и с мечом в руке, попятились, вцепившись друг в друга, а потом стали громко плакать и просить их не трогать, не делать им больно.

Я с ужасом поглядел вокруг и обнаружил источник криков и стонов. Посреди комнаты стоял вделанный в пол кол, на который была нанизана девушка-подросток, со связанными сзади руками, еще живая, но явно ненадолго — кол уходил в ее влагалище минимум на метр, и она, перемежая стоны и крики, просила: «Убейте меня, пожалуйста! Не мучайте больше!», смотря перед собой пустыми глазницами — ей выкололи глаза.

На полу под ней растеклась лужа свежей крови, а рядом было установлено какое-то приспособление, по типу дыбы, на нем находился распятый мальчик с выдранными, висевшими лохмотьями гениталиями и выпавшими из живота внутренностями — он был мертв.

Я ничего не мог с собой поделать — отбежал в сторону, и меня стошнило. И это после того, как я перебил столько народа, работая, как мясник топором! Но там были враги, воины с оружием в руках, а тут — беззащитные подростки, фактически дети… и эта жирная тварь измывалась над ними в свое удовольствие! Сколько он загубил тут детей? Ну почему, почему его до сих пор никто не остановил?!

Я все-таки преодолел себя, сжался весь и, на негнущихся ногах подойдя к стонущей девушке, ударом меча отрубил ей голову. Большего я сделать не мог — она только промучилась бы еще несколько часов, но все равно скончалась бы, с проткнутыми насквозь внутренностями шансов у нее не было.

Превозмогая себя, я потянул вверх ее тело — кол вылез из нее, и она оказалась у меня на руках. Почему-то мне показалось, что я должен был снять ее с кола, что нельзя было оставлять ее в таком унизительном и страшном положении, что так будет правильно. Я положил труп на пол, глянул на кол — он уже дошел ей, наверное, до области сердца. Видимо, она дергалась на нем, и кол погружался в нее все глубже, пока не прошел почти через все туловище.

Рядом с орудиями пыток я заметил широкую кушетку на прочных ножках и понял: вот тут и сидел Амунг, отдыхая от пыток и наблюдая за муками своих жертв.

Я в ярости стал рубить эту лежанку и успокоился только тогда, когда устал, а от нее остались только груда палок и пух из разорванной перины.

Остановившись и переводя дух, я понял: как раз это готовил Амунг мне и Риле, такие же муки ожидали нас в будущем — и все сомнения в том, стоило ли уничтожать слуг и охранников этого монстра, сразу улетучились — те, кто угождает чудовищу, сами чудовища и заслуживают той же кары, что и оно.

Посмотрев на сидящих в клетках и сжавшихся от страха детей, с вытаращенными глазами наблюдавших за моими действиями, я глухо сказал:

— Посидите пока там, я скоро вернусь. Все, больше вас никто мучить не будет, все закончилось.

Они вздрогнули от звука моего голоса, но ничего не сказали — подростки напоминали трех котят, которые прячутся за свои лапки от ужаса, вызываемого человеческой жестокой рукой.