— А что за странное слово "манагуанда"? — спросил Сергей.
— Говорят, что на каком-то древнем языке это означает "пьющая мужчину".
Вдруг Сергея осенило:
— Постой, а ты?..
— Я тоже. Ведьма.
— Не может быть! — Сергей вскочил и стал ходить взад-вперед между стеллажами.
— Дочь ведьмы всегда становится ведьмой, — сказала Света.
— И ты тоже ЭТО делаешь?
— Нет. Пока. Я девственница. Как и мать, я могу заставить человека повиноваться мне. Но я даже никогда не пыталась делать это, потому что, пока я не стала женщиной, мне будет оченьочень больно.
— А когда станешь? — осторожно спросил Сергей.
— Для ведьмы манагуанда есть только одна возможность переродиться — потерять невинность с любимым человеком и непременно забеременеть в тринадцатую ночь. Тогда ей больше никогда не придется "пить" мужчин, а возлюбленный останется жив. Но он обязательно должен быть из тех, кто может пережить тринадцатую ночь, а таких один на миллион.
— А как же твоя мать?
— Отец не был ее первым мужчиной. А если первый не оказался ТЕМ САМЫМ, ведьма манагуанда обречена всю жизнь пить энергию из мужчин.
— А если мужчина уже был с какой-нибудь другой ведьмой, это считается?
— Нет, это не считается. Речь идет только о ночах, проведенных с одной и той же ведьмой, — пояснила Света.
— А можно как-нибудь определить заранее, ТОТ ли это мужчина?
— К сожалению, нет.
Внезапно дверь кабинета заведующей распахнулась.
— Ты еще здесь? — грозно спросила Марина Анатольевна.
Света подскочила и направилась к двери.
— Будь осторожен, — шепнула она.
Марина Анатольевна подошла к рабочему столу Сергея, посмотрела на пустой лист ватмана и постучала своими длинными ногтями по столешнице.
— Я смотрю, ты еще не приступал к работе, мальчик. Чем вы тут все это время занимались?
— Просто говорили.
— О чем?
— О ведьмах, — вдруг брякнул Сергей.
— Дура!!! — вскричала Марина Анатольевна и рванулась было к входной двери, за которой только что скрылась Света. — Ох, дура! И много она тебе рассказала?
— Вообще-то достаточно.
— Значит, тебе известно, что ведьма манагуанда никогда не оставляет свидетелей? — зловеще прошептала она. — Твоя проблема, мальчик, в том, что ты слишком много узнал. Воробьев, если не ошибаюсь?
— В… Воробьев.
— Очень хорошо, воробышек. Ну, так иди, полетай.
Она вдруг начала расти на глазах, превращаясь в великаншу. Сергею стало не по себе.
Невероятная тяжесть навалилась на него. Перед глазами все плыло. Он попытался шагнуть и стал куда-то проваливаться. Поначалу вокруг было темно. Потом сквозь пелену он увидел свет, а когда мгла рассеялась, обнаружил, что стоит на каком-то огромном мосту. Но нет, это не мост.
Это ветвь гигантского дерева. Вокруг шумит листва. Невдалеке летают и резвятся воробьи.
Постепенно тяжесть улетучилась, и Сергею захотелось прыгать. Он стал скакать по этой огромной ветви туда-сюда. И это было так весело! Воробьи весело чирикали и манили его к себе.
Сергей взмахнул руками и с удивлением заметил, что вместо рук у него крылья. "Так, значит, я могу летать!" — вскрикнул он и приготовился к прыжку.
Вдруг кто-то с силой ухватил его за шиворот.
"Сопротивляйся!" — послышался знакомый голос.
— Пустите, дайте мне полетать! — закричал Сергей.
— Сопротивляйся, — повторил Доронин, оттаскивая его назад.
"Сопротивляйся!" — послышалось еще откуда-то издалека.
И он вновь провалился в темноту.
Открыв глаза, Сергей увидел небо. Он приподнялся, посмотрел по сторонам и с удивлением обнаружил, что лежит на крыше казармы. Рядом сидел Доронин и жадно курил.
— Ну, боец, ты даешь! Полетать захотел?
— А вы, товарищ старший сержант, как тут оказались?
— Я? Да… не знаю, — Доронин пожал плечами. — Сидел, занимался своими делами… Потом вроде пошел куда-то. Вижу, ты как полоумный скачешь. Ну, я за тобой. А ты тут полет шмеля изобразить надумал.
Сергей откинулся на спину. Голова раскалывалась, все тело гудело.
— А кому я должен был сопротивляться? — спросил он сержанта.
— В каком смысле?
— Ну, вы все говорили "сопротивляйся, сопротивляйся".
— Ты чего, боец? Не говорил я такого. Ну, все! — Доронин встал и отряхнул брюки. — Хватит тут загорать. Пошли вниз.
Они спустились с крыши, пересекли чердачное помещение, вышли к лестнице и через два пролета очутились на этаже, где располагалась их рота.
Дневальный на тумбочке отдал Доронину честь.
— Так, — сказал Доронин, — сейчас мы с тобой идем к командиру роты, и я ему докладываю обо всех твоих выкрутасах.
— Но, товарищ сержант…
— Никаких "но", — отрезал Доронин, сделал несколько шагов в сторону канцелярии и вдруг замер. Немного постояв, он повернулся и медленно пошел к выходу. Проходя мимо Сергея, Доронин шепнул:
— Не бойся, никто ничего не узнает. Береги себя. Я люблю тебя.
Сергей смотрел на удаляющегося Доронина с открытым ртом. Постепенно смысл услышанного стал доходить до него.
"Света", — прошептал он.
Дневальный таращился то на Сергея, то на Доронина. Наконец он не выдержал и прошептал:
— Серега, чего это с ним? Вы че? Того?
— Заткнись ты, кретин, — огрызнулся Сергей. — Это он… стихи учит.
— А-а, — протянул дневальный и сразу обо всем забыл.
XIII