Манчестерская тусовка

Мальчик встретил его в дверях: худощавое лицо мерцает в полумраке, волосы коротко острижены, и от этого он кажется еще моложе — настоящий мальчик-беженец: подхватил вшей и был в панике обрит. Хотя вообще-то ему, наверное, лет шестнадцать, а то и все семнадцать. Иначе бы он сидел под присмотром какого-нибудь приюта — вряд ли у Шлепанца есть семья и дом, уж слишком часто Джейк встречает его по ночам.

— Меф[12] никто не продает, не видел?

Мальчик кивнул.

— Не знаю, как его зовут, но такой, в белом парике.

— А, да? — этого Джейк знал. — Пауло. И куда он пошел?

— Туда. — Шлепанец указал на другую сторону дороги, на паб «Рембрандт».

Джейк кивком поблагодарил мальчика и двинул обратно, но вдруг услышал за спиной:

— Тебе нравится Боуи?

Джейк остановился, на него снова накатило знакомое чувство беспомощности. Такой прямой вопрос, как будто крик о помощи — наверное, в тот день, когда проходили навыки общественного поведения, мальчика выставили из класса. А еще хуже то, что у Джейка и в самом деле было кое-какое мнение по поводу Боуи — к сожалению, плохое. Видно, ему на роду написано нигде не приходиться к месту: Боуи-бой, в чьей жизни нет места Боуи-артисту — такое надо еще поискать. Но что-то не хочется стоять посреди улицы и читать свой уничижительный монолог, да и мальчику вряд ли приятно будет это услышать. Он ведь не для того задал свой вопрос, чтоб быть расстрелянным в упор, просто ему хотелось стать одним из них.

Джейк быстро кивнул и повернулся к Шлепанцу спиной.

— Позже, братишка, — бросил он на ходу и двинул к дверям «Рембрандта».

Пауло нигде не было видно, даже осветленный перекисью парик не маячил над головами. «Рембрандт» был уже наполовину заполнен, вечер близился к своей жаркой середине. Джейк убрал с глаз непослушную челку и, приподнявшись на цыпочки, еще раз огляделся по сторонам. Слева кто-то окликнул его по имени.

— Джейк, здоров! Ты что, типа нас не узнаешь?

Девушки сидели за столиком и болтали соломинками в своих бокалах с безалкогольными напитками. Джейк смутно помнил обеих, но спал только с одной.

— Пойдешь сегодня в «Девиллз»?

Ее звали Ребекка, она жила в Бери или в Престуиче и у нее была машина. То ли студентка художественного колледжа, то ли готовится на будущий год поступать в университет.

— Наверное, да, — кивнул Джейк. По крайней мере, теперь он был при деньгах. Но очень может быть, что за него заплатит Ребекка, если договориться с ней потом еще встретиться.

Подружку Ребекки звали Дебс. Обе девчонки изображали Сьюзи Сью: копна зачесанных назад черных волос и подведенные черным карандашом огромные глаза Клеопатры.

— А как у тебя с выходными? Идешь в «Пипс»?

Конечно, идет, но лучше изобразить сомнение.

— Это как Джонни решит.

Он только сейчас вспомнил, что Дебс положила свой подведенный черным карандашом глаз на Джонни. Где-то в ноябре они страстно танцевали друг с другом в «Пипс», а ближе к закрытию Дебс снова отыскала Джонни в толпе и спросила, нет ли сегодня где-нибудь вечеринки. Вечеринок было сколько угодно, вопрос лишь в том, на чем туда добраться — тогда-то Джонни и узнал, что у Ребекки есть машина. Он сказал, что с ним будут друзья (Джейк, Шон и Фея), которых тоже нужно взять с собой. Мальчики вчетвером забились на заднее сиденье мини-авто и отправились во Фликстон, к кому-то, чьи родители уехали и оставили дом на растерзание. Некоторое время спустя Джейк повел Ребекку на второй этаж, в комнату с полиэфирными портьерами и двуспальной кроватью, и предположил, что Джонни проделает то же самое с Дебс. Однако через несколько часов Джонни ворвался в спальню и сказал, что надо валить. Он всю ночь грабил дома на другой стороне улицы и хочет исчезнуть до того, как проснутся соседи.

Дебс спросила, куда подевался Джонни — она его уже месяц не видела.

— Он еще в Берлине. Завтра приезжает.

— Пожалуйста, уговори его пойти в «Пипc»! — Дебс протянула Джейку пачку сигарет, он взял одну.

— Ладно, попробую.

И, прежде чем уйти, бросил:

— Может, еще увидимся в «Девиллз».

Посетители «Рембрандта» по большей части были те же, что и в «Добром дне». Единственное различие заключалось в том, что в «Рембрандте» собиралось больше трансвеститов — Джейк понятия не имел, почему. Леди-Добрый-День не очень-то жаловал переодетых в женское платье мужчин, и Джейк мог объяснить это только тем, что владельцу бара, обладавшему такой внешностью, конкуренты были совершенно ни к чему. Если нарисовать шкалу красоты, то Добрый-День находился на одном ее конце, а на противоположном был Пауло…

Кто-то дернул Джейка за плечо. Оглянувшись, он увидел перед собой Пауло, и тот так ему подмигнул, что не покраснеть было невозможно.

— Джейк, привееет!

Пауло был сам себе стилист и одевался как настоящая супер-шлюха: черные бриджи в обтяжку и открытый топ, выставляющий напоказ шоколадную кожу полукровки. А над всем этим — парик возмутительно белого цвета. Пауло родился и вырос в Манчестере, но утверждал, что он родом из Латинской Америки: имя «Пауло» вместо английского «Пол» было такой же фальшивкой, как и белый парик.

— Пауло, а я тебя как раз ищу!