Маньчжурская принцесса

Битва была в самом разгаре, когда в зале появился старший официант, величественно держа в двух руках над головой, как епископ свой монстранц, блюдо с уткой в апельсинах, заказанное махараджей. В результате столкновения утка полетела в одну сторону, апельсины – в другую, не причинив, впрочем, никому и ничему, кроме ковра, большого вреда, если не считать тонкого ломтика апельсина в соусе, упавшего точно посередине декольте супруги бельгийского банкира.

Негреско старался подтолкнуть нарушителей спокойствия к выходу. Орхидея, не желая оканчивать ужин в одиночестве после такого скандала, тоже поднялась из-за стола и направилась было к выходу, как вдруг сидящий за соседним столиком человек лет пятидесяти в монокле, со щеточкой усов и седой шевелюрой поторопился помочь ей отодвинуть стул, предложил руку, торопливо представившись на превосходном французском, в котором слышался легкий британский акцент:

– Лорд Шервуд, мадам! Позвольте сопровождать вас. Вы не можете одна выйти из этого заведения.

Орхидея с улыбкой кивнула и гордо прошла к выходу мимо шумной группы, центром которой была Лидия д'Оврэй. Баталию уже удалось усмирить, но разговор главных действующих лиц вовсе не напоминал дружескую беседу. Низкий голос русского и истерические визги Лидии, протесты ее спутника и укоризненные возгласы посредников сливались в мощный, раздражающий шум.

Каланчин требовал возвратить девицу как его собственность, уверял, что она без предупреждения нарушила некий моральный контракт, заключенный между ними, но при этом не забыла забрать драгоценности, которыми он ее осыпал, доказывал, что она не сможет жить со «смешным маленьким итальяшкой» и должна вернуться «под его кров».

– Месье, – возразил спутник Лидии, – во-первых, знайте, что Альфиери никогда не потерпит оскорблений от московского медведя, да еще такого жмота, который упрекает красивую женщину за несколько побрякушек...

– Побрякушки?! – покраснел Григорий от гнева. – Бриллианты моей бабушки-княгини, подаренные ей царем Александром Первым? Я сделал Лидии этот подарок, намереваясь жениться на ней.

– Но, Гри-гри, – взмолилась Лидия, – я уже сказала тебе, что не хочу выходить замуж. Я еще слишком молода.

– Двадцать три года! Как раз вовремя. Знатные девицы выходят замуж в пятнадцать-шестнадцать лет. Позже их считают за перестарков!

Публичное объявление ее возраста – на самом деле ей было девятнадцать – удвоило потоки слез несчастной Лидии и гнев графа Альфиери.

– Эй, вы! Забирайте ваши драгоценности, если так ими дорожите! У Лидии будут другие!

Он в сердцах чуть было не сорвал колье с шеи молодой женщины, та яростно сопротивлялась: она ни под каким предлогом не собиралась расставаться с драгоценными камнями, которые успела полюбить и надеялась получить вскоре и другие, а теперь этого может не случиться никогда.

– Они мои, я не хочу, чтобы у меня их отбирали!

Эти слова восхитили бывшего любовника, для которого бриллианты бабушки-княгини были теперь неразрывно связаны с Лидией.

– Голубушка! Ты пленила мое сердце. Возвращайся, у тебя будут изумруды, сапфиры...

– Ах, вот она, бескорыстная любовь! – Голос Альфиери бил полон сарказма. – Да, теперь-то видно, что она любит вас только и исключительно ради вас самого! Как же! Лидия, перестаньте вести себя, как испорченный ребенок! Вспомните, что я вам обещал и...

Это было весьма неосторожно. Григорий с диким воплем бросился на обидчика, и потасовка разгорелась бы вновь, если бы итальянец вовремя не уклонился от удара. Русский, промахнувшись, рухнул на руки одному из клиентов ресторана, тот согнулся пополам под его тяжестью, но князь с необыкновенной живостью вскочил и вновь бросился на противника. Негреско и метрдотель едва успели его задержать. Каланчин буквально кипел от гнева и ругался сразу на двух языках, поэтому добрая половина ругательств была вполне понятна окружающим. Услышав оскорбления в свой адрес и в адрес своей добродетельной матери, побледневший от гнева итальянец закатил вспыльчивому русскому князю пощечину. Каланчин остановился на полуслове, как будто внезапно успокоившись... но не тут-то было.

– Я убью этого подлого мужика! Где моя сабля? – завопил Григорий.

– Извините, мадам! – сказал новый кавалер Орхидеи. – По-моему, самое время навести порядок.

Оставив молодую женщину возле карликовой пальмы, он встал между двумя мужчинами.

– Позвольте напомнить вам о необходимости соблюдать приличия, джентльмены, и, кстати, предложить свои услуги, по-видимому, вы не разрешите ваш спор без дуэли...

– Вы хотите, чтобы я дрался на дуэли с этим... пещерным человеком? – завопил итальянец. – Да все, что он заслуживает, – это пару ударов палкой, что я и собираюсь сделать.

– Это не так просто, – перебил его Шервуд. – Князь Каланчин – двоюродный брат Его Императорского Величества, к тому же вы дали ему пощечину, чем нанесли оскорбление. За ним выбор оружия, а у вас нет права отказываться – это было бы несоблюдением обязательств.