Маньчжурские правители Китая

Стиль багу сковывал живую мысль и все сводил к строгому соблюдению раз и навсегда данной формы, к начетничеству и талмудизму. Однако на всех государственных экзаменах требовалось при написании сочинения строго придерживаться такого стиля.

Древние китайские мыслители выражали свои мысли неясными, отвлеченными рассуждениями и встречными вопросами прибегали к риторике и аналогиям. Поэтому зафиксированные в литературных памятниках их беседы и суждения можно толковать по-разному. В последующем такая манера выражения мысли стала стереотипом, считалась признаком учености и мудрости: она преобладала и при написании восьмичленного сочинения багу.

Написание сочинения стилем багу усложнялось трудностью китайской письменности. Китайская письменность — иероглифическая, в ней отсутствует алфавит. Каждый предмет, каждое явление и каждое понятие выражается на письме особым знаком — иероглифом или соединением нескольких иероглифов, которые составляются из различных черт и штрихов и имеют разнообразное начертание. Иероглиф пишется в определенной последовательности, количество черт в нем доходит до 52. Чтобы читать китайскую литературу, надо знать не менее 4 тысяч иероглифов, а это требует огромного напряжения памяти. Люди, долгое время не писавшие иероглифы, могут забыть их написание. Поэтому китайская иероглифическая письменность была недоступна широким народным массам.

Великий китайский писатель-демократ Лу Синь так оценивал китайскую письменность: «Цивилизованные люди отличаются от дикарей прежде всего тем, что у них есть письменность, при помощи которой они могут выразить свои мысли и чувства, передать эти мысли и чувства всем и оставить их для будущих поколений. Хотя в Китае есть своя письменность, но она не имеет связи с народными массами. Грамотные люди употребляют такую древнюю письменность, которую даже трудно понять самым грамотным. По своему содержанию наша письменность толкует только о старой и отсталой идеологии; все ее выражения настолько устарели, что это сводит ее значение к нулю. Поэтому-то мы, китайцы, не можем понимать друг друга и живем мы как отдельные песчинки в большом корыте». И еще: «К нашей письменности относятся как к антикварной драгоценности. Чем она труднее для понимания, тем она ценнее — все это может быть забавно, однако какой толк от всего этого?».

^{Интерьеры в могильном кургане императора Юнь Ло (1403–1424). Минская династия}

С такими трудностями китайской словесности столкнулся молодой Кан Ювэй, уроженец уезда Наньхай, провинции Гуандун, сын образованного помещика. С пяти лет его стали приобщать к чтению конфуцианских книг. И уже в этом возрасте мальчик выделялся среди сверстников феноменальной памятью. Семи лет он уже писал серьезные сочинения на конфуцианские темы, одиннадцати лет приступил к систематическому изучению китайской истории; четырнадцати лет впервые написал восьмичленное сочинение багу, но неудачно.

Дед Кан Ювэя требовал от внука научиться писать сочинения в стиле багу. Выдержав экзамены на аттестат зрелости в 1873 г., он готовился на соискание ученой степени цзюйжэнь, но провалился в 1876 г. при написании сочинения в стиле багу. В конце концов ему все же удалось получить ученую степень цзюйжэнь. Высшую ученую степень цзипыпи он так и не получил в связи с плохим состоянием здоровья, хотя его книги, изданные большим тиражом, были написаны на прекрасном классическом языке и пользовались большой популярностью среди ученого сословия. В зрелом возрасте Кан Ювэй отправился в Пекин держать государственные экзамены и по пути побывал в Гонконге и Шанхае «наблюдал совершенство политического правления европейцев». Причину успеха европейских стран он видел в их морали и просвещении; Отдавая дань уважения Конфуцию, Кан Ювэй пытался приспособить конфуцианство к реформам и нововведениям.

В его книге «Великое единение» будущий Китай изображался в таком виде: Поднебесная будет принадлежать всем, не будет классов и все будут равны, но это можно сделать после уничтожения частной собственности, когда промышленность, сельское хозяйство и торговля будут в руках общества. Тут же утверждалось, что в Китае не было классов и их можно в будущем избежать путем реформ — так выражалась боязнь молодой китайской буржуазии классовой борьбы.

В своей неустанной пропаганде необходимости проведения реформ в Китае Кан Ювэй постоянно ссылался на авторитет древнего китайского мыслителя Конфуция. В 1891 г. им был издан «Новый комментарий к классическим книгам», в котором доказывалось, что сам Конфуций признавал эволюционный порядок развития народа и его учреждений. За приверженность к конфуцианскому учению современники в шутку называли Кан Ювэя «современным Конфуцием».