Маньчжурские стрелки

— Понимаю: ваши русские дела. Нескончаемая Гражданская война… Только появиться в России вам уже предпочтительнее не полковником, а генералом. — И, выдержав удивленный взгляд Курбатова, разъяснил: — Согласитесь: генерал есть генерал, особенно если вы хотите поднять восстание. Потому я стремлюсь ввергнуть вас в водоворот белого казачества в Италии, чтобы можно было присвоить вам чин генерала, назначив командиром дивизии или хотя бы отдельной казачьей бригады. Как видите, все рассчитано.

Курбатову вдруг вспомнился штабс-капитан Иволгин, не пожелавший идти к границам рейха, поскольку решился поднять восстание на просторах между Уралом и Волгой. Хотелось бы знать, как сложилась судьба этого рубаки, которого на последнем офицерском совете группы он одарил чином подполковника. Порой Курбатову казалось, что сам он совершил роковую ошибку: ему тоже следовало оставаться где-то там, на Дону, на Кубани или на левом берегу Волги, вместе с Иволгиным.

Отсюда, из германского далека, все казалось проще и романтичнее, как и оттуда, из Маньчжурии. Но и рейд по тылам красных убеждал его, что, в общем-то, воевать в России можно. Главное, не создавать на первом этапе восстания большие отряды и стараться до поры до времени не вступать в прямые стычки с регулярными войсками.

— Вам, полковник, приходилось когда-нибудь действовать в горах?

— В горах? — неохотно вырывался Курбатов из плена своих ностальгических воспоминаний. — В Маньчжурии местность достаточно гористая, в Приуралье — тоже. Однако причислять меня к альпийским стрелкам было бы неосмотрительно.

— Словом, альпинистскую подготовку нам, возможно, придется проходить вместе в Баварских Альпах.

— На тот случай, когда последним рубежом войск СС станут редуты взлелеянной фюрером «Альпийской крепости»?

— На тот случаи, когда весной мы все же решимся снарядить экспедицию в Тибет, на поиски таинственной страны Шамбалы.

Курбатов так и не донес рюмку с водкой до рта, замер и вопросительно уставился на Скорцени.

— …А почему вы так яростно воспротивились этому плану, дьявол меня расстреляй?! — возмутился тот.

— Еще и слова не проронил, господин штурмбаннфюрер, — улыбнулся Курбатов.

— И вы, и барон фон Тирбах какое-то время прожили на Востоке, владеете китайским и маньчжурским, имеете некоторое представление о буддизме и буддистах; испытаны в трудном длительном рейде. Кто сумеет убедить меня, что в рейхе я отыщу людей, более подготовленных для паломничества в Шамбалу?

Курбатов снисходительно развел руками:

— В конце концов! Шамбала, Тибет, Гималаи… Мечта диверсанта. Вот только до Шамбалы ли всем вам будет, тем более весной сорок пятого?

— Мы должны знать, что представляет собой эта страна, — не поддался его скептическим настроениям Скорцени. — Существует ли она в самом деле и кто ее правитель. Фюрер рассчитывает вступить в связь с ними, чтобы затем, с их помощью, изменить ход войны, повернуть, как он выражается, «шарнир истории».

— Но подобную экспедицию вы уже снаряжали.

— Мы — нет, — решительно покачал головой Скорцени.

— Возможно, не вы лично… Однако мне приходилось слышать о ней еще там, в Маньчжурии. Как же мне хотелось присоединиться тогда к этой группе!

— В том-то и дело, что снаряжала не наша служба. И вся эта секретная экспедиция исчезла где-то в Гималаях, растворилась в холоде ледников и мертвизне поднебесья. В состав ее кроме нескольких альпийских стрелков включили двух профессиональных альпинистов и двух прошедших специальную подготовку историков, знатоков Востока. Но этого оказалось мало. Штурмовать вершины и изучать манускрипты — этого недостаточно, чтобы попытаться достичь Шамбалы.

Этого вообще мало, — согласился Курбатов, — чтобы достичь чего бы то ни было. Кроме разве что очередной горной вершины да некоей поверхностной суп; залежалого манускрипта.

49

— Так, значит, это вы и есть ротмистр, простите, полковник Курбатов?

— Так точно, господин генерал-лейтенант. Никогда не думал, что судьба сведет меня с самим генералом Красновым, легендой Белого движения.

— Теперь уже я должен быть польщен тем, что имею честь… Если уж говорить о современной легенде Белого движения, то героем являетесь вы. Не спорьте, ротмистр. Ну вот, опять с чином не угадал! Ничего не поделаешь, вы стали известны нам в чине ротмистра.

— Но каким образом, господин генерал? От кого сведения?

— Источник более чем надежный — военный атташе японского посольства. По личной просьбе атамана Семенова. Понимаю, что о славе вашей атаман заботился, рассчитывая таким образом основательно напомнить всем оказавшимся здесь, на Западе, белогвардейцам о самом себе. Однако сути дела это не меняет. Так или иначе, а все наши эмигрантские газеты…

Они сидели в домашнем кабинете генерала Краснова, единственное окно которого было завешено плотной черной портьерой, и прислушивались к шуму дождя, омывавшего улицы только что отбомбардированного Берлина. Эта бархатная портьера, как повязка на глазах слепого, отгораживала писателя-генерала от реального мира, погружая в мир сладостных воспоминаний и самолюбивых гаданий о будущем.