Мандала

Девушка умиротворенно дремала, и я смотрел в окно, пытаясь получше ее разглядеть. В окне отражалась Лена. В салоне резко похолодало — снаружи, в вечерней тьме, сиял первый снег. Девушка проснулась, повернула голову и уставилась на меня. Вполголоса я заметил, что ей стоит набросить жакет, оставил сумку на кресле рядом и выбежал покурить.

14

Вы должны понимать, что девушка в вопросе — не более, чем сомнительная ось, на которую можно нанизать фабулу. Прежде всего, на текущем отрезке существования, который, будем надеяться, продлится до конца времен, единственное, что может нас объединять, — это литеры в именах. Лена, которую я описываю, — идеалистичный архетип. Если поставить меня напротив тех реалий, которые складываются из жизни остальных, в том числе, и ее, теперь, мое мнение будет безотлагательно терпеть поражение.

То есть, скажем так, я был бы рад, если бы девушка, которая казалась мне Леной тогда, и девушка, которой могла бы стать при всех странностях Лена к текущему моменту, были бы двумя обособленными организмами. Я стараюсь побыстрее высказать все, что осталось во мне, связанного в воспоминаниях с ней, чтобы избавиться от груза прошлого. В то же время, если я буду стараться чересчур упорно, мои ненароком скрещенные амбивалентные подходы могут уничтожить все чувственную составляющую произведения.

У меня был довольно продолжительный кризис в начале этого года, вся суть которого сводилась к тому, что Лена переменилась. Хоть я совсем и не наблюдал этого развития воочию, и не знаю, был ли он на самом деле.

Так или иначе, я воздерживаюсь от спекуляций.

Иногда меня посещает ощущение, что не внеси я свою лепту в отдельные моменты ее жизни, я мог бы избавиться от возможных неясностей. Единственное, что требовалось с моей стороны, это не втягивать себя в чужую жизнь и чужую в свою.

15

Над нашими головами пронесся стриж. Мы рассматривали город с балкона 18-го этажа. На окне рядом велась маркерами отчетность всех тех, кому для оформления молодости нужно забраться повыше, набрать в себя смысл и стряхнуть пепел на головы проходящих снизу.

Я подумал, что вид напоминает тот, который нам с Леной удалось обозревать с балкона в Одинцово. Я спросил тогда, можно ли ее обнять, она уверенно ответила нет, и я уставился куда-то вдаль, коря себя за все, что только возможно. Мы бросили окурки, ветер сносил их ко стенам, и мы подсчитывали, сколько раз те ударятся о нее снова.

Женя достал из рюкзака пакет с карамелью и предложил одну мне.

***

Пьяный, я лежал на балконном подоконнике. Пьяные, сидели в паре метров от меня на полу Анна и Вронский. Быть может, я был влюблен в Анну, а, быть может, нет. Анна начала целовать Вронского, я деликатно отвернулся и начал рассматривать людей на улице. Несколько минут спустя Вронский сбежал, а из соседней комнаты вернулись Соня и Иван Денисович. Анна посмотрела мне в глаза и заявила: «Я с ним не буду». Пьяный, пытался я понять, Вронский ли этот «ним» в вопросе, и, если да, почему Анна решила, что мне должно быть до этого дело.

Я ушел в ванную и выглянул в зеркало. На меня смотрели буквы, и их осколки казались мне знакомыми.

16

Тяжелое летнее утро отмечалось низкими вибрациями, которые исходили от катка. С деревьев доносились карканья голодных ворон. От сигареты, которую я неспешно выкурил, начала кружиться голова. Я отогнал от себя мысли о том, что моя карьера художника обречена, что личная жизнь не состоялась — все то, что пыталось и вытрясывало меня — и с чем я, в конечном счете, пытался примириться какими-то окольными путями.

Вот, еще пять лет, думал я, и все это черное мировоззрение, которое современная молодежная культура возводит в культ, штампуя поверх банальностей какую-то абсурдисткую эстетику, трансформируется в затяжной и неразрешимый застой. И чего стоит мне дожить до этих самых лет, наблюдая за тем, как те, которые сейчас верят во что-то поверх еще не достроенных конструктов, понемногу отчаиваются.

Я вспоминал, как шел по улице Констанстина Иванова — национального поэта, который еще при жизни намерил на себя маску Лермонтова и умер от дуэли с туберкулезом, не дожив до первого пары лет — и как на меня набросилась какая-то ирреальная тоска. Холодный ноябрьский воздух гнал меня вверх по улице, и я рыдал, беспричинно: казалось, что в меня закрадывается все то отчаяние, с которым он так и не расстался при жизни. Я добрался до конца улицы, которая венчалась троллейбусной остановкой — слезы все еще стекали по моему лицу, я не мог разобраться в причинах — сел и замер. С полчаса я смотрел в одну точку, пытаясь понять, что со мной произошло. Голос в голове твердил, что нет единственного правильного пути, что следующий шаг может увести меня в сторону от всего того, за чем я гнался.

17

Он открыл блокнот и ткнул пальцем в таблицу. «Смотри», сказал он.

— На что смотреть? Что это?

— Это зависимость крупнейших дат в истории этой страны от количества людей в Визимьярах. Я из Википедии выписал.

Я пригляделся и увидел следующее:

Год / численность населения:

2010 | 2012 | 2013 | 2014 | 2015 | 2016