Мандаринка на Новый Год (СИ)

— Ты справишься, — он приподнимает ее за подбородок, смотрит в глаза. Боится. Его маленькая любимая девочка с огромным животом боится того, что сейчас происходит с ней, с ее телом. — Но я буду недалеко. Я все время буду там, неподалеку, за парой стен. Если что… помни — я рядом.

— Хорошо, — она улыбается — слегка вымученно. И тут же вздрагивает всем телом, охает. — Коля, твоя дочь такая же торопыга как ты!

— Хулиганит? — он улыбается Любе ободряюще. Приседает на корточки, прижимается губами к ее животу. — Дочь, веди себя прилично, слушайся маму, пока папа за машиной ходит.

За окном рассвело. Медленно вальсируя, опускаются на землю крупные хлопья. Все укутано снегом. Наверное, один из последних снегопадов этой зимой. А там уже недалеко и весна.

— А кто это у нас такой напряженный… — пропел за спиной знакомый голос. Ник резко обернулся. — Такой бледный… такой нервный… А это наш папочка…

Он не смог ничего ответить сразу. Просто смотрел. Смотрел на сверток на руках Дарьи Александровны.

— Ну, что стоишь столбом? Принимай дочь на руки.

И он принял. Не весит, кажется, ничего. И стоит целого мира. Вглядывается в крошечные черты лица, но его глаза в этом не участвуют. Сердцем смотрит.

— Она красавица, — наконец-то может выдохнуть первые слова.

— Конечно, красавица, — Дарья смотрит на ребенка, наклонив голову. — На тебя-то не похожа, это Соловьевская порода. В маму пошла.

— Как Люба? Как все прошло? Сколько баллов? — из него вдруг посыпались вопросы.

— Девять баллов. А Люба молодец. Говорю же — девочка не в тебя пошла, в маму: маленькая, ладная, шустрая. Два восемьсот всего. Вышла отлично, без эпизиотомии и разрывов, — Ник едва заметно вздрогнул. — Так что обе твои девицы просто умницы — и Люба, и…

— … и Леночка, — наконец-то решается прикоснуться к маленькой щеке. В пальце покалывает — кожица под ним невообразимо мягкая.

— Леночка? — усмехается Дарья. — А мне Люба сказала, что она еще не придумала имя дочке…

— Ну… — смущенно улыбается свежеиспеченный папаша, — ну, я…

— Вот все вы такие! — ответно смеется Дарья. — Мы девять месяцев ребенка под сердцем носим, рожаем его в муках, а вы потом заявляете: «У меня Машка родилась! А вот и моя Катенька!». Где справедливость, Коля, где, я тебя спрашиваю?

— Ну… хм… Маше… и Кате… очень подходят их имена. Я не представляю, чтобы Машку или Катьку звали бы по-другому. По-моему, дядь Дима очень хорошие имена выбрал.

— Хорошие. Но не в этом же дело, а в принципе!

— Ну, она же Леночка… — Ник всматривается в лицо новорожденной дочери. — Она Леночка, это видно сразу.

Дарья подходит ближе.

— Леночка… Елена Николаевна Самойлова. Будущая Елена Прекрасная. Наверное, ты прав. Знаешь… — женщина переводит взгляд в окно, на медленно падающий снег. — А ведь, кажется, совсем недавно… Вот так же напротив меня стоял Глеб. С тобой на руках. А теперь ты уже сам отец. Как летит время. Как же оно летит… В такие моменты я особенно остро чувствую, сколько мне лет.

— Э, нет! Я знаю, к чему это! Не думайте даже!

— О чем?

— Знаю я этот тон, этот взгляд, эти слова. Батя тоже иногда эту пластинку заводит. «Я уже старый, мне надо на покой». Нет уж, дудки! Работать, Дарья Александровна, работать! Пахать!

— Молод ты меня поучать.

— В самый раз. Нечего глупости говорить. Мы еще к вам годика через четыре за второй принцессой придем.

— Храбрый какой. Люба там требовала с меня, чтобы я ей все, что можно, зашила, и что она больше на такое не подпишется.

— Чего?! — от отцовского крика Леночка протестующее пискнула, и Ник совершенно выверенными движениями начал покачивать дитя.

— А чего ты хочешь, у Любушки стресс.

— Ну… это она… погорячилась…

— Факт, — усмехается Дарья. — Ладно, иди, утешь свою бесценную, а мы пока с Еленой Николаевной нанесем визит к ее тезке — доктору-неонатологу Елене Валерьевне.

— Какие-то проблемы?

— Это стандартная процедура, папаша-параноик. Отдай мне ребенка и иди к жене.

— Как ты?

— Чуть не умерла, — Любин голос звучит слабо. — Это ужасно больно. Но я справилась.

— Да. Ты справилась. Ты у меня умница.

— Ник, ты ее видел?

— Да.

— Она красавица, правда?

— Красавица, правда. Леночка вся в тебя.

— Леночка? — Люба округляет и без того огромные глаза — синие, с голубоватыми тенями от усталости под ними. — Леночка?! Сволочь ты, Самойлов!

— Тебе не нравится имя? — виновато.

Она смотрит на него какое-то время. А потом вдруг улыбается.

— Знаешь, она и в самом деле — Леночка. Ей… ей подходит это имя. Но вторую дочь точно буду называть я!

— Да? Хм… а мне тут сказали, что ты… больше не хочешь…

— Я передумала, — на бледных щеках появляется слабый румянец. — И вообще, может, все-таки, сына?

— Там видно будет, — Ник улыбается, притягивает ее руку к губам, целует тонкие пальчики. — Спасибо тебе.

Елена Николаевна, только что покормленная, сытая и довольная, лежит в кроватке, с любопытством разглядывая диво дивное — собственные ручки. У Любы есть полчаса или минут сорок свободного времени, пока ребенок занят сам собой. Можно сходить в душ. Или помыть посуду. Или просто прилечь и… Тренькает звонок. Муж с работы пришел.