Мандельштам

МАНДЕЛЬШТАМ. Если бы я попытался писать стихи, восхваляющие Сталина, в результате получился бы мусор. Иронический мусор все равно остается мусором. Ты – другой поэт и другая личность. Ты можешь одновременно шагать с двух сторон забора и в этом преуспеваешь. А я совершенно на такое не способен.

ПАСТЕРНАК. Как ты можешь знать, не попытавшись?

МАНДЕЛЬШТАМ. А чего пытаться? Тратить время, производя дерьмо для дебилов? Жизнь слишком коротка.

ПАСТЕРНАК. Твоя жизнь станет еще короче, если ты и дальше будешь оскорблять Сталина.

МАНДЕЛЬШТАМ. Я никого не оскорбляю.

ПАСТЕРНАК. Ты его не хвалишь. Это уже оскорбление. Так ли тебе трудно написать маленькое стихотворение о Сталине? Чуть похвали его, скажи о нем что-нибудь хорошее.

МАНДЕЛЬШТАМ. Что хорошего можно сказать о маниакальном убийце?

(Пауза. ПАСТЕРНАК и НАДЕЖДА нервно оглядываются, понимая, что разговор совершенно вышел из-под контроля).

ПАСТЕРНАК. Думаю, скоро пойдет дождь.

НАДЕЖДА. Как, по-твоему, Осип, пойдет дождь?

МАНДЕЛЬШТАМ. Да, давайте сменим тему. Не дай нам Бог сказать что-то правдивое, когда кто-то может нас услышать. И кто-то всегда слушает. Заходя в комнату, я обязательно здороваюсь с вешалкой для шляп и подставкой для зонтов, потому что знаю: они меня слушают. Я веду долгие разговоры с унитазом, потому что прекрасно понимаю: это то самое место, где эти люди чувствуют себя наиболее комфортно, плавая в компании прочего говна. Всем привет! Привет, глупые говняшки! Я надеюсь, сегодня слышимость отличная. Если вы передадите ему все, что я сказал, возможно, товарищ Сталин подарит вам на день рождения пару новых яиц.

НАДЕЖДА (теперь серьезно встревоженная). Думаю, ты прав, Борис. Определенно пойдет дождь.

ПАСТЕРНАК. Пахнет дождем. Так что мне точно пора.

МАНДЕЛЬШТАМ. Да, Борис. Почему бы тебе не спрятаться от него в своем уютном кабинете с красивым столом? Возьми лист плотной кремовой бумаги, обмакни перо в чернильницу и отличными черными чернилами напиши очередное стихотворение о гении Сталина.

ПАСТЕРНАК. До свидания. Хорошего вам дня.

МАНДЕЛЬШТАМ. День у меня и так прекрасный. Главное, не забудь поблагодарить товарища Сталина за дождь!

Картина 5. Определение истории

(ПАСТЕРНАК проходит мимо стола, чтобы сесть на парковую скамью у авансцены слева. СТАЛИН встает из-за стола, идет к сцене, пока говорит, останавливается за спиной ПАСТЕРНАКА, когда они говорят. ПАСТЕРНАК кормит голубей крошками из бумажного кулька. Слышно курлыканье голубей).

СТАЛИН. Да, я тоже люблю кормить голубей. Нагуляв вес, они очень хороши, если поджарить их в масле. Тебя что-то тревожит, Борис?

ПАСТЕРНАК. Почему вы арестовываете других писателей, а мне дали дом в Переделкино?

СТАЛИН. Тебе не нравится твой дом в Переделкино?

ПАСТЕРНАК. Мне нравится мой дом в Переделкино, но я не понимаю, почему я могу жить там, тогда как многие другие отправлены в ссылку… или того хуже.

СТАЛИН. Может, я хотел оставить одного хорошего писателя в живых, чтобы все эти подхалимы из Союза писателей озверели от зависти. А может, мне нравится смотреть, как тебя мучают угрызения совести. Вы, писатели, должны меня благодарить, знаешь ли. Я оказал вам большую услугу. Теперь вы знаете, каково это, выбирать между писательством и жизнью. Не Толстой научил вас, что писательство – это жизнь и смерть и все, что между ними. Я научил. Но услышал хоть слово благодарности? Только от людей, которые говорят совсем не то, что думают. Когда я учился в семинарии, нам не разрешали читать литературу, пагубную для души, вроде Толстого, поэтому книги я приносил тайком. Но священники залезали в мой сундук, забирали книги, а потом бросали их в костер. Так что именно церковь научила меня всему, что я знаю о свободе выражения мнений.

ПАСТЕРНАК. Вы можете делать все, что пожелаете. Мои мысли значения не имеют. Так почему вы позвали меня?

СТАЛИН. Потому что ты – мой друг, Борис. Ты – мой друг, правильно?

ПАСТЕРНАК. На этот вопрос ответить трудно.

СТАЛИН. Видишь? Поэтому я тебя и люблю. Я спрашиваю, ты – мой друг, и ты выдерживаешь паузу перед ответом. Ты всегда выдерживаешь паузу, прежде чем поцеловать мне зад. Чувство такта у тебя отменное, Борис.

ПАСТЕРНАК. Если я ваш друг, сможете вы кое-что сделать для меня? Оставьте Мандельштама в покое.