Мандолина капитана Корелли

Причиной нашей западной ориентации явилось то, что остров находился под турками всего лишь двадцать один год, между 1479 и 1500 годами, а затем они были изгнаны объединенными силами испанцев и венецианцев. Вернулись они только для одного набега в 1538 году и увели тринадцать тысяч кефалонийцев, чтобы продать их в рабство. Короткий период пребывания, в соединении с их гениальными апатией и инертностью, обусловил то, что они не оставили долговременного наследия в области культуры.

За исключением этого краткого периода, остров принадлежал венецианцам с 1194 по 1797 год, а затем был захвачен Наполеоном Бонапартом – печально известным поджигателем войны, одержимым манией величия, который обещал острову союз с Грецией, а затем вероломно аннексировал его.

Читатель легко согласится, что, в сущности, остров был итальянским на протяжении почти шестисот лет, и это объясняет многое из того, что покажется иностранцу диковинным. Островной диалект насыщен итальянскими словами и оборотами речи, образованные люди и аристократы владеют итальянским как вторым языком; и колокольни встроены в церкви, сильно отличаясь от обычных греческих построек, где колокол находится внутри отдельно стоящего и более простого сооружения возле ворот. Фактически, архитектура острова – почти совершенно итальянская и весьма благоприятна для цивилизованной и дружеской личной жизни, благодаря тенистым балкончикам, внутренним дворикам и наружным лестницам.

Итальянское нашествие во многом обусловило то, что развитие народа пошло более в западном, чем восточном направлении, вплоть до привычки отравлять неудобных родственников (например, Анна Палеолог таким способом убила Иоанна II), а правители наши были, в основном, кипучими и бесчестными эксцентриками вполне в итальянском духе. Первый из Орсини использовал остров для пиратства и постоянно обманывал Папу. При его попечительстве упразднили ортодоксальное епископство, и по сей день здесь наблюдается большая враждебность к римскому католицизму – враждебность, замешанная на историческом высокомерии этой веры и ее прискорбной поглощенности грехом и виной. Внедрялись итальянские обычаи взимания налогов для увеличения средств, предназначенных для огромных взяток, вынашивались интриги и махинации, запутанные, как лабиринт, устраивались катастрофически неподходящие браки по расчету, велась немилосердная внутренняя борьба, родовая междоусобица, итальянские деспоты обменивались островами между собой, и наконец, в XVIII веке произошел такой удивительный взрыв насилия между главными родами (Аниносы, Метаксасы, Каруссосы, Антипасы, Типалдосы и Лавердосы), что власти депортировали всех зачинщиков в Венецию и там повесили. Сами островитяне оставались выше всех этих причудливых итальянских извращений, но заключалось множество смешанных браков, и мы утратили привычку носить традиционную одежду задолго до того, как это произошло в других частях Греции. Итальянцы оставили у нас скорее европейский, нежели восточный взгляд на жизнь, наши женщины были значительно свободнее, чем где-либо еще в Греции, и они на века дали нам аристократию, которую мы могли высмеивать и которой могли подражать. Мы были невероятно довольны, когда итальянцы ушли, и не предполагали, что впереди вещи похуже, но из-за продолжительности своего пребывания они, как и британцы, несомненно, явились самой значительной силой, сформировавшей нашу историю и культуру; мы находили их правление терпимым и подчас забавным, а если вдруг начинали их ненавидеть, то в сердцах у нас были привязанность и даже благодарность. Помимо всего, они обладали неоценимым достоинством – не были турками».

Доктор опустил ручку и перечитал написанное. Он кисло улыбнулся своим последним замечаниям и подумал, что в нынешних обстоятельствах не похоже, чтобы благодарность сумела выжить. Он прошел на кухню и переложил все ножи из одного ящика в другой, чтобы гнев Пелагии смог найти новый повод для катарсиса.

Легче быть психологом, чем историком; он понял, что только что на паре страничек промахнул несколько сотен лет. В самом деле, следует делать это не спеша и передавать события надлежащим образом, скрупулезно, двигаясь шагом. Он вернулся к столу, собрал бумаги в небольшую стопку, вышел во двор, втянул носом воздух – не чувствуется ли намеков приближения весны, – и со стоической твердостью, один за другим, скормил листы козленку Пелагии. Доктора удручала его филистерская способность переваривать литературу.

– Проклятое жвачное, – пробормотал он и решил отправиться в кофейню.

19. L'omosessuale (6)