Вот почему Шедевр так спешил избавиться от них. Упаковка, предназначенная для кукол, приветливо повернулась лицом. Сколько таких оболочек, слепленных природой без эволюции?
И человек, своими руками способный изготовить всё, что угодно.
Что я здесь делаю, думал я. Я не хотел развития событий.
В ящиках были эталоны.
— Здесь вы сможете найти себе друга… — прошелестел тихий голос из ящика.
Будущее, никому не нужное.
Взгляды гасли. Я не вызывал у публики больше интереса. Вот и хорошо. Сеанс окончен. Глаза становились бесцветными.
Я выбрался наружу. Кто-то будто следил за мной, помимо глаз.
Невидимая оболочка, она всегда снаружи.
— Но кто-то всё это сделал? — закричал я на весь развал, на весь мир.
Никто. Кроме окружающей среды, прозрачной, как плёнка. Она объединяет, и этого хватает.
Я снова спустился в подвал. Он был пуст.
А может, я место спутал? Растерялся так.
Я повернулся и остолбенел. Между развалинами массивно застыла квадратная фигура. Шоу. Никто так близко его не видел. Без последствий.
Шоу его прозвали оттого, что у массы точно глаз никаких не было. Но всегда казалось, что она неотступно наблюдает. Видит тебя отовсюду.
Такое было впечатление. При ее появлении происходят странные, зрелищные вещи.
Я стал медленно подходить.
До определенного момента фигура ждала, потом её стало тихо уводить, потряхивая, в сторону.
Цвет ее был местами красноватым, местами зеленоватым, подсвечивающим прозрачный ровный тон.
— Эй, лапонька — сказал я.
Масса, упруго качнувшись несколько раз, с достоинством остановилась.
Мне очень беззвучность ее не понравилась.
А ведь оно должно быть внутри, подумал я.
Всё колышущееся, мятущееся, без признаков должно быть внутри, скрыто всегда.
Если отделить от нас оболочки, слой за слоем, останется нечто аморфное, но совсем не смутное, оно точно знает, чего хочет, и вынуждено притворяться под бременем признаков. Как далеко они нас уводят.
Мы же на них смотрим всю жизнь.
Масса появилась подальше. Она сдвинулась за скалу, исчезла.
Ни одного ровного входа, все кривыми ромбами. Я задумчиво постоял.
В подвалы тёмными струйками стекала вода. Все входы были одинаковы.
— Ты ищешь нас?
Возле прозрачно-красноватой фигуры стояли мои друзья.
Откуда они здесь, подумал я и сказал:
— Но кто-то все это сделал?
— Ты, — сказал Ядро. — Ты сделал.
— Да, — сказал Витамин. — Да ты не расстраивайся.
— Мы не в обиде, — подтвердил и Лагуна.
— Ты всегда жил в столице, — сказал Шедевр.
— Разве мы не приехали сюда в детстве?
— Существовала только столица.
— Наверно, мы жили в трущобах. Мать непрактична.
— Она особа романтичная, но ты был рационом столицы.
Я вытаращился.
— И окружение у тебя было самым блестящим. Генерал Абсурд, в молодости Ядро, президент Опыт, вечный претендент Юбилей, олигарх Тугодум, магнат Бум, академик Феномен, щеголь министр Кредо. В молодости Витамин. Прирожденный организатор. Все они были лучшими. Я был архитектором. Разумеется, самым известным. Мне пришлось всё восстанавливать, разрушая. Столица всегда была здесь, на побережье. Мэром тогда был Лагуна. Не жизнь, а сплошное изобилие. Вещей становилось всё больше, и ты среди них был беспредельно одинок. Ты отделился от всех, и мир распался. Ты появился на побережье, в пещере, среди скал и ветров, на пустынном берегу. В этом месте возник изъян. Изъян! Это был твой дом. Настоящий дом. Твоя крепость. Насколько цивилизованный мир становился пуст и совершенен, настолько ярок и силен становился изъян. Ты воспроизвел внешние признаки сам, в соответствии с окружающей средой. И появились мы. Мы стали твоими бессознательными, ясными, понятными гранями. Мы всегда были ярче тебя. Мы понимали, что нас подвело: мы сами — блеск твоего окружения. Объединить мог только ты. Тебе все было под силу, шоу работало безупречно. Надо было разрушить искусственный мир. Его надо было украсить. Сделать лучше. Изъян стал свободен. Он слился с миром. Модель заработала в полную силу. Твоё первоначальное одиночество, искорежившее это место. Теперь оно никому не грозит. Добившись полного успеха в жизни посредством своего окружения, ты всё знал и больше не ошибался в естественной среде, создавая искусственное окружающее, все расставляя снаружи так, как нужно было только тебе.
— Хорошо бы рассказать об этом Парадоксу, — сказал я. Меня интересовали детали.
— Да, неплохо бы, — согласился Шедевр. — Но Парадокса больше нет, например. Людей больше нет.
— Вот как? — сказал я. — И вас?
— Ты не переживай, — сказал Витамин.
— Ладно… папаша.
— Ах, папаша!
— Ты не расстраивайся! — сказал Лагуна мне вслед.
Шедевр и Бум срывались в хохот в кулаки.
— Ты тоже был в модели! Но себя не узнал!
Я себя узнал. Только вы никогда не стремились к власти, чинам и славе. Так я вам и поверил. Шоу верить нельзя.
Топ так понравилось у Досуга с Мимикой, что она пока не хотела покидать эти места. Она совсем пришла в чувство. Я только радовался за нее.
Все вокруг жили размеренной жизнью — я ждал событий, их не было.
И ничего страшного не происходило.
Жители бережно относились к орудиям труда, которые больше нельзя заменить.